Владимир, Сын Волка 2 - RedDetonator

— Ожидаю, что будут некоторые подвижки с карьерой, — произнёс Орлов. — Был разговор с Виктором Михайловичем — он намекнул, что если я продолжу делать успехи, возможно повышение до начальника отдела. А это уже совсем другие возможности…

— Что с поисками нездоровых? — спросил Владимир.

— Данные очень помогают, — улыбнулся Геннадий. — За Серёжей установлена наружка. Ждём…

Серёжа — это Сергей Головкин, также известный как «Фишер». Вернее, следствие располагает сведениями, что он представился одному из выживших как Фишер, а личность этого маньяка ещё не установлена.

Чикатило уже приговорили и расстреляли, поэтому Орлову было нетрудно установить, что серия убийств в Одинцовском районе к Чикатило отношения не имеет, поэтому нужно искать другого душегуба.

Жириновскому не очень важен этический момент — его больше интересует карьерный рост Орлова. Каждая нелюдь, пойманная Геннадием, продвигает его вверх по карьерной лестнице.

«А люди умирали и будут умирать — нельзя с этим ничего поделать», — подумал Владимир. — «Мы предотвратили тысячи смертей, а может и десятки тысяч — мы остановили техногенную катастрофу! Вот таким нужно заниматься — вот это имеет смысл! А взять пару-тройку дегенератов с протухшими головешками — да на что это влияет, в масштабе страны?»

— Вчера ты обещал рассказать, что творится в Афгане, — напомнил Орлов, закуривший очередную сигарету.

Дома о таком не расскажешь, потому что Галине и Надежде, а уж тем более Игорю, лучше этого не знать.

Игорь, как отметил про себя Владимир, проникся гордостью за отца и даже заявил вчера, перед сном, что в своё восемнадцатилетие сменит фамилию с Лебедева на Жириновского. У Владимира от этого стало как-то тепло на душе.

— Да, обещал, — кивнул он. — С героином и опиумом достигнуты успехи — Гильменд взяли под контроль и сейчас уже должны налаживать сдачу опиума государству. Всё под контролем у ХАД и КГБ, поэтому ожидается, что будет налажена надёжная система, с минимумом хищений и коррупции. Со временем, этого дерьма будет поступать в Союз всё меньше и меньше…

— Уже, — усмехнулся Орлов. — Грамм героина, за последние два месяца, вырос в цене с 80 до 130 рублей. А опиум подорожал с 17 до 34 рублей за грамм. И это удивляет некоторых, но я-то знаю, что это ты накапал.

— Каюсь — моя вина, — с улыбкой покивал Жириновский. — Дал несколько советов председателю Ватанджару. Но, к сожалению, победить наркоторговлю это не поможет, потому что, рано или поздно, будет найден другой источник поставок. Да и не героином единым…

— Да, — согласился Орлов. — Но даже то, что сделано — это уже хорошо. А что за сдача опиума государству?

— Ну, если не можешь остановить явление — возглавь, — с усмешкой ответил Владимир. — В Союзе дефицит сырья для производства морфина и прочих производных, а в Афганистане продолжат растить мак, несмотря на все наши усилия. Вот и решено было сделать более выгодной сдачу сырья государству, а не душманам. И это ещё одна экономическая связь…

— Лучше так, чем как раньше, — сказал на это Орлов. — И что, ты вообще ничего не ждёшь за это?

— Истинный героизм — тот… — начал Жириновский.

— … о котором никто не узнает, — завершил за него Геннадий. — Да, я помню.

Владимира больше всего согревала, в эту холодную осень, мысль, как плохо сейчас душманам, лишившимся существенной части дохода практически разом.

Мулла Насим Ахундзаде собирал с плантаторов огромные деньги, которые шли на покупку вооружения, экипировки, боеприпасов, а также на подготовку своих боевиков в пакистанских тренировочных лагерях.

Его люди, вытесненные в соседние провинции, теперь находятся там на правах бедных родственников, которых хоть и не выгонят, но и сытно кормить не обязаны.

Да и объёмы опиума, поставляемые муллой Ахундзадой в Пакистан, давали сверхприбыли не только ему, а ещё и посредникам — тот же Гульбеддин Хекматияр, лидер движения моджахедов, в конце концов, покупает почти весь опиум из Гильменда.

Хекматияра давно и сильно хочет заполучить КГБ.

«В КГБ мечтают о том дне, когда Гульбеддин окажется на Лубянке, в тёмной комнате, прикованный цепями к железному стулу, с клеммами от аккумулятора на яйцах…» — подумал Жириновский. — «Но его достать практически невозможно — слишком большого полёта птичка».

— Значит, можно быть уверенным, что в Кабуле всё спокойно? — спросил Геннадий.

— Ещё как, — усмехнулся Владимир. — У меня даже складывается впечатление, что в следующем году будет завершён вывод войск, если американцы и пакистанцы не придумают что-то ещё.

— Прямо полный вывод войск? — скептическим тоном спросил Орлов.

— Да, полный, — кивнул Жириновский. — Если планы не будут сорваны, конечно же. Первая партия войск на замену уже готовится — в начале следующего года будет переброска части ограниченного контингента в Союз. И таким образом, дивизию за дивизией, постепенно, сократят наше присутствие до минимума, а потом официально объявят, что всё, поставленные цели достигнуты — всем спасибо, все свободны…

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Орлов. — Хочется верить, что всё пройдёт так быстро!

— Я обдумывал это очень долго — не знаю, что могут сделать американцы и пакистанцы, чтобы вынудить нас остаться в Афганистане, — произнёс Владимир, подкуривая вторую сигарету от тлеющего окурка. — Если только вторжение Пакистана… Но от этого будет такой политический ущерб, что игра, явно, не стоит свеч. Очень и очень вряд ли эти мерзавцы решатся на такое. Скорее, они проглотят эту горькую пилюлю и попробуют жить дальше.

— Ну, ты меня прямо порадовал сегодня, — улыбнулся Геннадий.

— Я думал, ты слышал об этом, — удивился Жириновский.

— Да откуда бы? — спросил Орлов. — Афган, с недавних пор, на особом статусе секретности — информация от Представительства доступна только ограниченному кругу лиц, в число которых, как ты понимаешь, я не вхожу. Но что мы всё об Афгане да об Афгане? Лучше расскажи мне, что будешь делать с этим.

Он кивнул в сторону Дворца культуры.

— Налажу здесь работу и начну готовиться к открытию филиала в Ленинграде, — пожал плечами Жириновский. — Работа-то нехитрая: занимать ветеранов, чтобы не думали о всяком, проводить терапевтические сеансы, приглядывать за ними, а также помогать им с жизненными трудностями.

— И ради