Связанная мирами - Джерри Вэй

это. – Диана обернулась, косой лунный луч выхватил в её медовых глазах искры. – Так, может, нам суждено было оказаться в «Силентиуме»? Чтобы отыскать здесь себя? Начать всё с нуля. Наконец-то самим выбрать свою жизнь.

Юстин неподвижно смотрел на звёзды, полностью сливаясь с темнотой ночи. На лице его расплылась мечтательная улыбка. Впервые искренняя – не учтивая и деликатная, а живая. Бывшему принцу действительно не хватало простых человеческих разговоров под луной. Таких, где не нужно было блюсти приличия и держать лицо.

– Мир удивителен и полон соблазнов, особенно когда ты свободен. Свободен от всех уз и связывающих тебя обязательств. Это и есть абсолютная, безграничная свобода, – сказал он.

Свобода… Такой лёгкий приятный звук, горчивший на губах. Диане стало ясно, почему он именно так назвал свою верную лошадь.

Мысли путались, нанизываясь на ленточки ярких воспоминаний одна за другой, стягивались в неясный узор. Диана выдохнула и тоже улыбнулась. Как же она могла осуждать его, если сама сбежала в этот мир, подальше от рутины и надоедливых обязательств, сковывающих и не дающих вздохнуть? Вот так, без сожаления, бросила свой мир и даже не вспоминает о прежней жизни. Что она могла сказать сейчас, сидя рядом с этим отважным человеком, корившим себя за своё далёкое прошлое? Ничего. Слова были не нужны. Она сделала для него больше – поняла. И без каких-либо порицаний приняла. А иного принцу-инквизитору и не требовалось.

– Сегодня, – заговорил он, – день рождения Йена. Сегодня ему столько же, сколько было и мне на момент побега. Круг моего паломничества всегда замыкается этим днем. И как символично, что именно сегодня ты сделала мне подарок.

– А Йен – это?..

– Мой младший брат. И часть моей непростительной сделки, которую я заключил с Люцием – следующим по старшинству принцем – в обмен на трон, о котором он грезил. Я ни о чём не жалею. Я всегда мечтал о свободе. Но больше всего я мечтал о том, чтобы Йен рос вдали от дворцовых интриг и политики, чтобы мог бегать свободно по рыночной площади с деревенскими мальчишками и не знать ни о каком долге, возложенном на невинные детские плечи. Это был наш уговор с Люцием. Он предоставит Йену такую жизнь в обмен на трон, от которого я добровольно откажусь и подамся в бега. Всё честно. Но единственный человек, перед кем я никогда не искуплю свой грех, – это мой младший брат, которому я поклялся однажды, что всегда буду рядом. Но не сдержал своего слова…

– Ты и сейчас рядом с ним. В его сердце. Ты оберегаешь его и любишь, пусть даже издалека. Я думаю… он бы понял тебя.

Юстин опустил веки, сжав малахит под рубахой. В гильдии погас огонь, и долина осталась под светом перламутровой луны и россыпи звёзд. Сладкий запах диких полей будоражил голову.

– Слушай, а… – Диана усмехнулась, вытянув босые ноги вдоль холодной травы: – Нет, с ума сойти, у тебя даже невеста была! И своё королевство, и подданные, и власть. Извини за такой прямой вопрос, но сколько тебе лет?

– Двадцать три.

Сложно было уложить это в пульсирующей голове. Диана ещё в первый день заметила, что её наставник выглядел молодо, но как же сильно его взгляд и манера держаться отличались от всех, кого ей доводилось видеть. И эти противоречивые чувства создавали видимость, будто он намного старше неё. Возможно, на несколько жизней.

– Кто-нибудь ещё знает об этом?

– Магистр Лойд.

– Я никому не скажу, – на всякий случай заверила Диана, давая понять, что ему не стоит переживать за её умение держать язык за зубами. Она слишком долго оставалась наедине со своими несбыточными грёзами, поэтому научилась уважать чужие тайны.

Бывший Северный принц встал, поднял ножны и протянул ей руку.

– Я не слишком утомил тебя своим длинным рассказом?

– Напротив. – Диана поднялась. – Спасибо, что поделился. И прости, если заставила тебя вспомнить то, что ты хотел забыть.

– Я был рад поговорить о наболевшем. И я благодарен тебе за то, что ты выслушала мою исповедь и отпустила мне моё предательство.

Диана улыбнулась, легонько хлопнув его по рубахе, за которой пряталось доброе и бескорыстное сердце.

– Нет же, не я. Ты сам.

Юстин изменился в лице. Они одновременно повернулись в сторону утопающего в серебристой мгле нового дома. В этом сиротливом, скрытом от посторонних глаз пристанище два отверженных беглеца обрели самое ценное в этом мире: надежду на новую жизнь.

9. Совет

Огни в факелах рокотали. Языки пламени цеплялись друг за друга, вспыхивали и вновь истончались под натиском теней. Свет был редчайшим гостем в Каменном Зале, сквозь пещерные своды которого не просачивался даже самый крохотный лучик. Каждая расщелина таинственного грота сквозила тишиной, прячущей секреты этого места, и мглой, преисполненной недостижимым могуществом, познать которое способен не каждый.

Пылали камины, и жар, исходивший от них, шевелил полотнища знамён. Вокруг мраморного, огрубевшего от времени стола вели собрание хранители чертога. Те, кто всеми силами стремились держать баланс между магами О-де Гельсии и самой землёй. Те, кто унаследовали тайны древней магии и всецело чувствовали природу. Те, кто познали силу не в разрушении, а в созидании. И звали они себя магическим альянсом, или, по-другому, Священной Канцелярией.

Поговаривали, что Каменный Зал был выдолблен в скале ещё в древние времена, память о которых давно утрачена, а громоздкий стол и стены – вытесаны из грубо обработанных валунов, дабы чересчур эмоциональные обсуждения не сказывались на окружающих предметах. Лучшего места для резиденции магического альянса нельзя было найти.

Здесь присутствовали магистры различных гильдий, архимаги и старейшины, контролировавшие порядок во всём магическом мире. И каждый из них должен был чувствовать эту тонкую грань, отделяющую главенство от союза. Здесь отсутствовало господство и подчинение, здесь не было великих и незначительных. Все они были одновременно единым целым, частью всеобщего баланса, и в то же время каждый был сам по себе – одиноким отшельником, ищущим собственный путь. На этом держалось магическое равновесие О-де Гельсии.

Среди присутствующих особо выделялся странник, который предпочёл алым Канцелярским мантиям свой потрёпанный дорожный плащ. Он размышлял о чём-то своём, и росчерки морщин меж его бровей оставляли глубокие выемки. Но хмурые черты были вызваны не возрастом, а скорее тем, что он много думал и редко говорил.

Совет вёл старейшина Священной Канцелярии – достопочтенный А́льберт.

– …Осмелюсь предположить, новость о случившемся донеслась уже до многих, – проговорил он скорбным голосом. – История любит повторение. Тьма всегда