Ядерный Вий - Алексей К. Смирнов

— Да как же не были? Ты хомячка выпрашивал…

— Знаешь, что? — Толик приостановился и топнул ногой. — Если желаешь знать, я вообще никогда никаких хомячков не видал!

Мамкин не сразу поняла, что он такое говорит. Секундой позже она решила, что сейчас потеряет сознание. Упадет без чувств, а Толик будет крутиться рядом. Прохожие будут бить ее по щекам, расстегнут сумку, вынут паспорт… Она вспомнила, что паспорт остался дома.

— Толик, подожди. Сейчас мы туда сходим. Скажи мне сначала: где мы живем?

— Адрес, что ли? — с грубоватой пренебрежительностью уточнил Толик.

— Да. Адрес. Улицу, дом, квартиру.

Толик назвал, и Мамкин стало немного легче.

Но тут она встрепенулась снова:

— А почему ты шепелявишь?

— Потому что я не умею говорить «сэ»!

— Как же не умеешь? Тебя научили, ты все выговаривал правильно!

— Ничему меня не учили! — Здесь Толик расплакался. — Я хочу посмотреть хомячка! Что ты ко мне пристаешь со своими дурацкими вопросами!

Он шепелявил безбожно, что твой англичанин.

Мамкин прислушалась. Помимо «с», пропало недавно поставленное «ш».

"Что же это такое?" — подумала она, безучастно спускаясь в подвальчик.

В вонючей клетке суетились белые и рыжие хомячки, их было штук десять-двенадцать.

— Купи! — потребовал Толик, заранее уверенный в отказе и потому сверх меры хамоватый.

— У меня нет денег, — сказала Мамкин. — В другой раз.

— Тогда рыбок.

— Пойдем отсюда. У нас нет аквариума.

— Ну и что! Я посажу их в банку!

— А ну, шагай! — Мамкин забылась и рявкнула.

Толик в ярости пнул какую-то приступочку.

— Пойдем, сынулечка, — Мамкин потянула его наверх. — Поиграем в песочек. Нам ведь вчера привезли песочек. В песочницу. Самосвал. Дядя приехал и насыпал.

— Нет! Там нет песочка!

Там был песочек. Мамкин беспомощно прислонилась к стене. Она с ужасом смотрела на Толика, но видела одних хомячков.

5

— Нам очень нужно вас увидеть! — кричала Мамкин в трубку.

Папкин кружил по кухне, сжимая в зубах потухшую папиросу.

— Пап! — позвали из комнаты. — Пап, иди сюда! У меня тут что-то не получается!

— Успокойтесь, — сдержанно ответил методист.

— Что случилось?

— Он все забывает! Одно вылечили, а другое сделали!

— Я не лечу… — затянул свою песню упрямый методист. — Я — фаси…

— Верните, как было!

— Я не могу. Вернуть. И разговаривать. Извините, но я переезжаю. Ваш телефон у меня есть, я с вами свяжусь.

— Подождите, подождите…

Папкин остановился:

— Дай я!

— Он отключился, — Мамкин села на табурет. — Он умывает руки.

— Ну, пап! — Толик перешел на визг. — Па-а-а-а-ап! Па-а-а-а-ап!..

— Господи, иду, — Папкин быстро вышел из кухни. Мамкин сидела, как изваяние.

Толик встретил Папкина с коробкой в руках. Детали конструктора были свалены в кучу, на полу накренилось жалкое, недостроенное сооружение.

Папкин присел на корточки:

— Что, никак?

— Ну, да. Помоги.

— Давай, — Папкин вздохнул, уселся на пол и запустил руку в коробку. Вскоре он увлекся. Толик отошел от дел и придирчиво следил за строительством.

Папкин ставил крышу, когда Мамкин снялась с табурета и присоединилась к ним.

Она, конечно, сразу усмотрела неправильность, на которую Папкин по мужскому недомыслию не обратил внимания. Но к конструктору это не имело никакого отношения.

— А что это у тебя за тапки? — спросила она подозрительно. — Где ты их откопал?

— В кладовке, — объяснил Толик с досадой. — Нельзя, что ли?

— Да можно. Но они же тебе давно малы!

— А вот и нет! — Толик с торжеством покрутил ногой. — В самый раз.

Старые, драные тапки пришлись ему впору.

— Сынуля, пойдем-ка со мной, — Мамкин взяла Толика за руку. — На минуточку.

— Пап, ты не напорти! — предупредил Толик и вышел с ней в коридор.

Мамкин поставила его к косяку.

— Измеряться будем? — спросил Толик.

— Да. Мы давно не измерялись.

Но никакие измерения не понадобились. И так было видно, что Толик уменьшился на добрых три-четыре сантиметра.

А ночью надул в постель. В последний раз он описался полтора года назад.

6

— Анализы у него в порядке, — сказали в поликлинике. И в умном институте. — Зачем вы так нервничаете? В прошлый раз, когда вы его измеряли, он схитрил, встал на цыпочки.

— Он, конечно, немного отстает в развитии, — добавили там же. — Но он нагонит. Такое случается.

7

Мамкин перебирала фотографии.

— Вот, — она сунула Папкину снимок. — Вот второй. Вот третий.

— Да, — сказал Папкин, всмотревшись. Снимки были сделаны, когда Толику исполнилось три года. Но сегодняшний Толик ничем не отличался от тогдашнего.

— Свин, — позвал сына убитый Папкин. — Посмотри сюда. Узнаешь?

— Узнаю, — Свин радостно заулыбался. — Это мы на горке. А это я где?

— За городом.

— За каким загородом?

— Покажи мне рот, — потребовала Мамкин.

Толик повиновался и даже высунул язык:

— Э-э-э-э!

— Язык убери. Ты видишь?

— Что там? — с горьким спокойствием спросил Папкин.

— Зуб на месте. Тот, который выпал. Он снова тут.

— Не бойся, сынуля, — встрепенулась Мамкин. — Мы не пойдем к зубному доктору.

— А почему? — в вопросе Толика не было ни страха, ни облегчения.

К зубному врачу он впервые попал в возрасте четырех лет. Непонятности с зубами уже не связывались в его сознании с креслами, сверлами и клещами.

Мамкин смахнула фотографии в коробку, встала и потянула Папкина за рукав.

— На пару слов. Папкин тоже встал и чуть качнулся. От него разило, как от канистры со спиртом.

— Хоть двадцать две пары.

— Возьми себя в руки, — Мамкин вывела его в коридор. — Как по-твоему, чем это все закончится?

— Он исчезнет, — Папкин трагически осклабился. — Его утащит красная рука.

— Я это понимаю. Как он исчезнет?