Весь Герберт Уэллс в одном томе - Герберт Уэллс

После таких действенных мер, принятых, чтобы искоренить веру и истребить руководство христиан, сочли необходимым подвергнуть самым нестерпимым лишениям тех упрямцев, которые и далее будут отвергать религию природы, Рима и своих предков. Людям незнатного происхождения, как было объявлено, отказывалось во всяких почестях и общественном положении, рабов навсегда лишали надежд на свободу, и все христиане как один объявлялись вне закона. Судьям повелели заслушивать и разбирать все дела, направленные против христиан, самим же христианам возбранялось жаловаться в судах на какие-либо притеснения, которым они подвергались… Но этот указ, едва он был вывешен на самом видном месте в Никомедии, сразу же оказался сорван руками одного христианина, выражавшего при этом самыми грубыми словами свое презрение, равно как и отвращение к таким нечестивым и деспотичным правителям. Подобное преступление, даже по самым мягким законам, приравнивалось к государственной измене и каралось смертью, а если его совершил человек образованный и с положением, то это только усугубляло его вину. Он был сожжен или, скорее, изжарен на медленном огне, а его палачи, усердствовавшие в том, чтобы поквитаться с ним за оскорбление, нанесенное императорам, испробовали все жесточайшие пытки. Но им не удалось ни сломить его самообладания, ни даже согнать с его лица спокойную и вызывающую улыбку, которая, несмотря на предсмертную агонию, оставалась на его лице».[354]

Так со смерти этого неизвестного мученика начались великие гонения. Но, как указывает Гиббон, можно сомневаться, насколько жестоки они были на самом деле. Он определяет общее число жертв этих гонений примерно в две тысячи человек, противопоставляя его множеству христиан, замученных их же собратьями-христианами в эпоху Реформации. Гиббон питал сильные предубеждения в отношении христиан, и в данном случае он, видимо, склонен преуменьшать их стойкость и страдания. Во многих провинциях исполнение этого указа, несомненно, встречало серьезное сопротивление. Но охота за копиями Святого Писания, а также систематическое разрушение христианских церквей все-таки имели место. Были пытки и казни, как и тюрьмы, переполненные христианскими епископами и пресвитерами. Не следует забывать, что христианская община к тому времени уже составляла весьма значительную часть населения и что многие влиятельные чиновники, обязанные проводить в жизнь императорский указ, сами принадлежали к вере, объявленной вне закона.

Галерий, управлявший восточными провинциями, был в числе ярых гонителей, но под конец, на смертном одре (311), и ему стала очевидна безрезультатность его атаки на такое многочисленное сообщество и он издал новый указ о веротерпимости, суть которого Гиббон излагает следующим образом:

«Среди важных забот, коими мы были поглощены, усердствуя ради блага и сохранности Империи, нашим намерением было исправить и восстановить естественный порядок, соответственно закону и заведенным у римлян обычаям. В особенности мы стремились обратить на путь истины и природы христианское поверье, дерзнувшее отвергать религию и обычаи, установленные отцами. Самонадеянно презирая законы и обыкновения древности, они измыслили для себя нелепые правила и воззрения, повинуясь лишь своим прихотям, собрав самое разнородное общество со всех краев Империи. Указы были изданы нами, чтобы принудить их к поклонению богам, но эти христиане предпочли подвергнуть себя опасности и гонениям. Многие из них приняли смерть, но остались еще упорствующие в своих нечестивых заблуждениях, лишившие себя возможности отправления религиозных обрядов со всем сообществом. Мы намерены распространить и на этих несчастных блага нашего общеизвестного милосердия. Мы позволяем христианам, таким образом, свободно исповедовать свои взгляды и собираться в своих молельнях, не опасаясь нашего неудовольствия, предполагая, что они всегда будут сохранять должное почтение к установившимся законам и властям. Другим предписанием мы ставим в известность о нашем решении судей и магистраты, и мы ожидаем, что такое снисхождение позволит христианам возносить молитвы божеству, которому они поклоняются, для спокойствия и процветания нашего, их собственного и Республики».

Еще несколько лет — и на императорский престол взошел Константин Великий, сначала как соправитель (306), а затем как единоличный правитель, и самые худшие испытания для христиан останутся в прошлом. Если христианство было мятежной и деструктивной силой в отношении языческого Рима, внутри своего сообщества оно было силой объединяющей и организующей. На этот факт не мог не обратить внимание гений Константина. Дух Иисуса, несмотря на все догматические раздоры, нес взаимопонимание христианским общинам по всей Империи и далеко за ее пределами. Новая вера шла к варварам, преодолевая все границы, в Персии и Центральной Азии у нее также были последователи. Только христианская вера могла дать надежду на нравственную сплоченность, и Константин сумел разглядеть это в нагромождении ограниченности, корысти и карьеризма, среди которого ему предстояло править. Она, и только она, имела все средства и все возможности собрать воедино волю народа, без которой Империя расползалась на части, как истлевший лоскут.

В 312 г. Константину пришлось сражаться за Рим и за свое положение с Максенцием. Он первым приказал изобразить крест на своих знаменах и щитах и во всеуслышание объявил, что Бог христиан сражался за него и даровал ему полную победу в битве у Мильвиева моста возле Рима. Этим шагом он отрекся от всех тех претензий на божественность, которые тщеславие Александра Великого впервые принесло в западный мир. Под рукоплескания и с энергичной поддержкой христиан он стал монархом еще более абсолютным, чем даже Диоклетиан.

Еще через несколько лет христианство стало официальной религией Империи, а в 337 году, уже на смертном одре, Константин принял крещение.

Константину Великому принадлежит в истории место не менее значимое, чем Александру Македонскому или Октавиану Августу. О его характере и личной жизни нам известно очень мало: современные ему историки не сохранили для нас живых, личных подробностей о нем. Мы можем лишь прочесть, как поносили его враги, сравнив это с неприкрыто льстивыми панегириками. Но никто из писавших о нем не дает нам живого портрета, Константин для них — символ, знак своей эпохи. Враждебный ему Зосим[355] утверждает, что Константин (как и Саргон I) был незаконнорожденным — его отец был знатным полководцем, а мать, Елена, содержала постоялый двор в Нише. Гиббон, однако, придерживается мнения, что он родился в законном браке.

Как бы то ни было, его рождение не давало ему никаких преимуществ, и только талант Константина проложил ему путь наверх. Он был малограмотен, греческий знал плохо или даже совсем его не