Александра. Большая игра. (книга вторая) - Олег Ростов

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

— Хорошо, сказано, Александра. Хороший поэт это сочинил. — Сказал он мне. Я кивнула. И прочитала ему стихи Сергея Есенина:

Гой ты, Русь, моя родная,

Хаты — в ризах образа…

Не видать конца и края —

Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,

Я смотрю твои поля.

А у низеньких околиц

Звонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медом

По церквам твой кроткий Спас.

И гудит за корогодом

На лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежке

На приволь зеленых лех,

Мне навстречу, как сережки,

Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: "Не надо рая,

Дайте отчину мою".

Я сознательно изменила родину на отчину. На Руси пока ещё слово родина не была распространена и не имела того смысла, который получил этот термин в более поздние времена. Здесь под родиной могли понимать место обитания какого-то отдельного рода, семьи, а не всего государства.

— А это другой песенник сочинил? — Спросил Митрополит. Я кивнула. Владыко взял со стола древний том, написанный на греческом. Это была книга «Бытия», первая книга пятикнижья — Торы, Ветхого завета и Библии в целом.

— Читаешь Ветхий завет, Александра? — Спросил он, открыв книгу там, где была моя закладка. Я на самом деле читала два назад эту книгу. У меня там даже закладка лежала. Слава богу по-гречески я уже могла и читать, и говорить. — Объясни мне её. — Сказал Митрополит. Я удивлённо на него, буквально, вытаращилась. Что значит объясни? Я что на экзамене? Старик смотрел на меня с каким-то лукавством и смешинкой в глазах. Я успокоилась. Немного помолчала, обдумывая ответ. Значит хочешь, чтобы я объяснила тебе книгу «Бытия»? Хорошо.

— Понимаешь, Владыко, я в некотором замешательстве. — В его глазах появилось любопытство.

— И в чём твоё замешательство? Тебя что-то в ней смущает?

— Да.

— И что тебя смущает? Жизнь Патриархов? Может заветы Господа?

— Нет, не это. С этим всё, как раз понятно. Смущает самое начало. То, как был сотворён мир, живые существа и человек. Вернее даже не это, а время, за которое всё это было сотворено.

— Так. — Митрополит подобрался. Я поняла, что ступила на тонкий лёд. — Если что-то тебя смущает, значит у тебя появились сомнения, Дщерь наша. Сомнения в чём? Может в существовании Господа нашего? Или в его божественной сущности?

— Нет, Владыко. В этом как раз у меня сомнений нет. Я истово верю в Бога, в его божественную сущность. Но вот именно это меня и смущает… Как же лучше мне объяснить.

— Не волнуйся, Александра. Говори, как есть.

— Вот смотри, Владыко. Господь сотворил свет, потом землю, потом растения траву, деревья, птиц. Потом разных животных. И наконец, сотворил из глины первого человека, Адама. Последней он сотворил женщину, жену Адама, из его ребра. На всё это ушло шесть дней. На седьмой день, Господь отдыхал, так как закончил свой труд. Я всё же верно сказала?

— Всё верно.

— Вот именно эти шесть дней меня и смущают. Всё ли мы верно понимаем? Ведь мы подразумеваем все эти дни, как время течения с точки зрения нас людей. То есть, от восхода и до заката солнца. Но человеческий день длится всего несколько часов.

— Поясни мне поподробнее. Я не совсем понимаю твоих сомнений?

— Владыко, Господь был, есть и будет. Он вечен, так ведь?

— Так.

— А раз он вечен, значит и оперирует, то есть воспринимает время как категорию вечности. Для него не важно, пролетел миг, прошёл час или день. Для него не важно даже если прошёл год и сто лет. В его распоряжении вечность. А это огромная пропасть времени. Эоны времени. Сотни тысяч лет, миллионы и даже миллиарды. И если смотреть на это именно с такой точки зрения, то совпадает ли по времени наш день и день Господа? Ведь для него жизнь человека это всего лишь миг, мгновение от рождения и до смерти. А наш день, это даже меньше этого мгновения. Это тысячная доля мгновения. Так может день Господа длится тысячи наших дней? Десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы лет, сотни миллионов? Вот скажи мне, Владыко, сколько прошло от сотворения мира, согласно теологии Православия?

— А ты не знаешь?

— Знаю, Владыко. Но это я тебе задала вопрос.

— Хорошо. Со дня сотворения мира прошло 7024 года.

— Вот. 7024 года. — Я покачала головой.

— Ты в этом сомневаешься?

— Я не сомневаюсь в этой дате. Я сомневаюсь в том, что мы правильно понимаем эту дату, соотнося её с течением нашего, человеческого времени. А не времени Господа. Может с нашей точки зрения и прошло 7024 года, но так ли это с точки зрения Спасителя? А с нашей точки зрения могло пройти гораздо больше. Вот смотри, давно, в доисторические времена жили древние слоны. Они жили здесь и даже севернее. Такие огромные, покрытые шерстью. Они были больше любого из ныне живущих слонов в Индии и Африки. Их называли мамонты.

— Я знаю, о каких огромных слонах, покрытых шерстью, ты говоришь.

— Ну да. Их мощные бивни до сих пор находят у нас, а ещё больше их на севере. А в вечной мерзлоте, что никогда не тает, даже летом, можно найти целые туши этих мамонтов. Упав в расщелину и погибнув там, мамонты не сгнивали. Они замерзали в вечной мерзлоте. А как известно, замороженная плоть не поддаётся гниению.

— Ну и что ты хочешь сказать?

— А то, Владыко, что эти мамонты вымерли ещё десять тысяч лет назад.

— А ты откуда знаешь, что они вымерли десять тысяч лет назад?

Я помолчала, обдумывая то, что должна сказать.

— Когда мне было 16 лет ко мне привели одного старого человека. И принесли два толстых старинных фолианта. Этот старый человек читал мне, сначала один фолиант, потом другой. Самое, что интересное, обе книги были сделаны из листов папируса, которые чередовались с листами из пергамента. Всё очень старое. Причём, на листах из папируса текст был написан иероглифами. То есть, на языке древних царей Египта. Фараонов. Этот язык давно уже мёртв. Тысячи лет, как