Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии - Романова

догнать её весьма проблематично. И хотя у них предупреждающей надписи «Хрен догонишь» сзади нет, нумидийцам пришлось убедиться в этом на деле. А какой был соблазн! Мало того что для нумидийского аристократа и сами-то «пулемёты» представляли собой великолепнейшую добычу, какой не мог похвастать ни один из его предшественников, так ещё ведь и экипажи «тачанок» мой тесть вырядил поголовно в те бронзовые анатомические кирасы – ага, надраенные до зеркального блеска. Раззадоренные сверканием роскошных ништяков и возможностью отличиться перед вождём, а затем ещё и разъярённые гибелью угодивших под обстрел товарищей и сородичей, передовые сотни разбойников ринулись в погоню, а все остальные двинулись за ними следом. Появившаяся с флангов испанская конница, неожиданно богатая лучниками, невзирая на блеск шлемов и фалькат, сама по себе соблазнительной целью не выглядела, но и от ранее выбранной цели преследователей не отделяла, и племянник Масиниссы решил, что оторвётся. Это на близкой дистанции сказываются сила и прыть испанских лошадей, но на дальней важнее вес всадника и его снаряжения, а впереди путь представлялся свободным – равнина, скачи по ней, куда хочешь. А конные иберы пока что и не стремились сблизиться, поддерживая противника в уверенности, что его судьба всё ещё в его собственных руках.

Тут нарисовались мы, а из-за холмов затрубили трубы – захваченные ранее ещё Ганнибалом и перенятые затем карфагенской армией трофейные римские букцины. Это был условленный сигнал для конницы – гнать противника на источник сигнала. Спереди к племяннику Масиниссы уже спешили гонцы от его передовых отрядов, но сзади напирала наша конница, а тут ещё подоспели и три моих «тачанки». Нагнали нас, выехали немного вперёд, лихо развернулись, и кельтибер Бенат снова с упоением завертел рукоятку своего «пулемёта». Следом за ним то же самое сделали два других «пулемётчика», затем к ним присоединился десяток наших конных лучников, а к ним – и лучники соседних отрядов. Решись нумидийский вождь на конную сшибку – скорее всего, спас бы и себя, и не столь уж малую часть своего буйного воинства. Ведь их было более чем вдвое больше нашего, и уж треть-то точно прорвалась бы. Но густой дождь стрел и пуль, блеск мечей и фалькат, а главное – тот панический ужас, распространяемый пригнанными нами соплеменниками, как-то не способствовали принятию такого героического решения. Да и лошади их как-то не горели желанием схлестнуться с крепкими, коренастыми и большеголовыми лошадьми испанцев. А настрой лошадей – он ведь тоже для конницы немаловажен. И вождь сделал ошибку, решив прорываться вперёд. Но это мы знали, что он сделал ошибку, а сам он – ещё нет. Вот перевалит холмы – тогда узнает…

Помимо испанской конницы у Арунтия ведь имелась под рукой и гораздо более многочисленная – втрое примерно – испанская пехота, основной костяк которой составили ветераны Ганнибала. А кроме испанцев были ведь ещё и этруски – как легковооружённые, аналогичные римским гастатам, так и тяжеловооружённые фалангисты, пополненные ещё и освобождёнными рабами-македонянами. Тесть-то ведь купил их в разы побольше моего! Преследуемые нашей конницей, нумидийцы вынеслись прямо на построенную и готовую к бою линейную пехоту, принявшую на свои щиты залп дротиков и перешедшую затем в размеренное наступление. Кольцо между нашими смертоносными клинками и не менее смертоносными копьями пехотинцев неумолимо сжималось, и оставался лишь один узкий коридор, пока ещё, казалось бы, никем не перекрытый. Так оно и показалось племяннику Масиниссы, направившему туда на прорыв все свои силы. Но тут снова затрубили трубы, наша конница поднажала, врубившись в отставших разбойников, испанская и этрусская пехота добавила копьями, загоняя в коридор это визжащее от ужаса стадо, а на выходе из него тем временем вдруг – как чёрт из табакерки – нарисовалась ливо-финикийская пехота одного нашего хорошего знакомого – молодого и перспективного хилиарха Бостара.

Нумидийцы опешили, но долго колебаться мы им не дали. Развязка близилась, и уже не было смысла беречь силы коней. Мы пустили их в галоп, и наши клинки быстро продемонстрировали дикарям всю губительность замешательства. Бандиты беспорядочно заметались. Часть из них запоздало рванулась нам навстречу и почти вся полегла в лихой кавалерийской рубке, но несколько всё же прорвались. Лучники вскинули свои луки, но я остановил их:

– Отставить! Пусть их жизнь и свобода станут им наградой за их смелость, а их соплеменники в Нумидии пусть узнают от них, какая судьба ждёт их здесь!

Основная же масса дикарей, окончательно обезумев от ужаса, ломанулась от наших клинков прямо на копья ливийцев. Те только этого и ждали. Быстро и слаженно сомкнув интервалы между шеренгами, они образовали плотный строй, ощетинившийся непроницаемой стеной копий. Лошади разбойников захрапели и заупрямились похлеще ишаков, и впервые в жизни эти искуснейшие наездники ничего не смогли поделать со своими скакунами. А пехота, перейдя на лёгкий бег, не нарушающий строя, нанизала на свои копья самых передних. Заржали раненые лошади, взревели люди, заметались ещё целые. Повернуть на нас и прорываться? Раньше это надо было делать, когда был у них ещё простор для разгона, без которого не выйдет лихой кавалерийской атаки, а не теперь, когда мы сами уже врезались в их беспорядочную толпу и сминаем её.

Это сломило их окончательно. Один за другим нумидийцы начали спешиваться, бросать оружие и поднимать руки…

С пленным нумидийским вождём обращались, естественно, учтиво. Всё-таки он царский племянник, да и вообще человек он образованный, не чета остальным дикарям, в детстве воспитывавшийся в Карфагене, что для нумидийской аристократии было вообще делом обычным. В общем – не такой уж и дикарь. Вдобавок он не психовал и не грозился всесильным дядей, а сразу же конструктивно предложил нашему боссу обсудить условия своего освобождения и сумму причитающегося с него выкупа. Ради налаживания впредь хороших добрососедских отношений с Масиниссой Арунтий весьма прозрачно намекнул на готовность отпустить его племянника и «за так». Но ох уж эта мне дикарская гордыня – дурень отказался, заявив, что ему стыдно возвращаться домой, не выкупившись из плена за достойную его сумму! Это натолкнуло меня на дельную мыслю. Точнее, я вспомнил прочитанных в школьные годы дрюоновских «Проклятых королей». Там после Пуатье англичане собрали всех пленных французских рыцарей вместе и предложили им самим назначить за себя выкуп. Поодиночке-то они, возможно, и торговались бы из-за каждого ливра, но собранные все вместе, друг перед другом – распустили свои павлиньи хвосты и принялись состязаться меж собой, кто из них круче, а значит – дороже стоит. Рассказав тестю вкратце суть, я предложил ему проделать аналогичный фокус с попавшими в