Во все Имперские ТОМ 12. Финал - Альберт Беренцев

Но я летать больше не умел, так что меня на эти парады не звали. Хотя удар, сразивший Либератора, нанес именно я. Но это теперь считалось ересью, никому и в голову не пришло бы утверждать подобное. Весь мир знал, что Либератора уничтожила Богиня, а Крокодил ей просто принес в зубах её МОЩЬ.

Я считался песиком Богини, её спутником, практически просто её органом, типа руки или ноги. Имперский культ так буквально и говорил, что Крокодил — лишь аспект Богини...

И Рюрика, выходит, Алёнка тоже зачала сама. Моя роль отца Имперским культом не отрицалась, но поскольку жрицы учили, что я часть Алёнки, то выходило, что Рюрика Богиня породила сама из себя, а я так, рядом проходил...

Мой нынешний статус отражал даже памятник в центре площади. Раньше на этом месте стоял Павел Вечный, до того, как его взорвали либеральные масоны. Но теперь площадь украшало иное изваяние, воздвигнутое волшебством.

Разумеется, это была Алёна. Огромная, метров в двести в высоту, выше даже Статуи Свободы из моего родного мира. Монумент уходил под самые небеса, он был изготовлен самой Алёной посредством магии и воздвигнут за одну ночь. Памятник был из черного базальта, как и его постамент, размером напоминавший полноценную хрущевку.

Циклопическая богиня улыбалась, она была полуобнаженной, лишь её груди и бедра прикрывали базальтовые полоски, изображавшие какую-то легкую воздушную ткань. Волосы базальтовой Алёны были заплетены в косу, длиной метров в пятьдесят. В принципе если бы эта коса вдруг отвалилась — то могла бы убить роту солдат.

На руках Богиня держала не менее громадного, чем она сама, Рюрика. Рюрик вскидывал вверх ручонку, сжимавшую скандинавский меч, обращенный острием вверх — мальчик пронзал сами небеса.

Возле ног Богини уже на самом постаменте возлежала уродливая базальтовая башка Либератора, с испуганным выражением на роже. Ну а я... А мое место было рядом с этой башкой, возле сапога Алёны.

Меня памятник изображал в виде чешуйчатого Крокодила, обвившего своим телом Алёнин сапогом и кусающего зубами голову Либератора.

Похоже, вот таким меня и запомнит история — ящерицей у ножек Богини. И тут уже тоже ничего не поделаешь — этот памятник, воздвигнутый лично Богиней, считался святыней. Все офицеры Империи приносили возле него присягу, его же изображение рисовали на банкнотах, на марках, и даже на эмблемах государственных ведомств.

Конечно, магократы еще помнили, что Крокодил на самом деле — человек по имени Александр Нагибин. Но я был уверен, что большая часть разночинцев и холопов представляет меня именно таким — буквальным ящером, которого Алёна держит в зоопарке или у себя под сапогом. А самым паршивым было то, что это представление было отчасти верным...

Я наконец дошел до края громадной площади и обернулся, чтобы полюбоваться на дворец за памятником.

Павловский дворец теперь тоже мало напоминал прежнего себя. Чтобы его перестроить под свой вкус, Алёне пришлось потрудиться трое суток, напрягая все свои божественные силы и манипулируя временем и пространством.

Но результат превзошел все ожидания. Дворец теперь был ярко-красным, лишь местами белел мрамор. А еще он стал гораздо мрачнее, по стилю он скорее теперь напоминал питерский Михайловский замок. Но только огромный — этажей во дворце ныне было около четырехсот, он уходил под самые облака, даже циклопическая Алёна с Рюриком и Крокодилом в центре площади была ниже него.

А тянулся новый дворец так далеко, что его краев даже не было видно, они тонули в глубинах парка.

Вроде бы утверждалось, что теперь в этом дворце мог бы поместиться миллион человек...

Сама Богиня обитала в самой высокой башне дворца, под облаками. Эта башня возвышалась к самым небесам и навевала мысли об огромном фаллосе. На вершине башни развевался на бешеных ветрах, всегда бушевавших в небесной вышине, огромный флаг — черное полотнище, на котором был изображен сокол Рюрика, а еще знаки власти Алёнки — два Древа, одно золотое, другое серебряное.

Мой милый зеленый Нагибинский листик хмеля, к сожалению, в новой Имперской символике отсутствовал.

Впрочем, я по крайней мере, сохранил клан и жизнь, а при правлении Алёны это уже было успехом. Ибо, например, те же Булановы, герб которых раньше украшал государственные флаги, были обвинены в сотрудничестве с Либератором и вырезаны Алёной полностью, всем кланом...

— Саша!

Знакомый голос оторвал меня от созерцания дворца и метавшегося на ветрах флага.

А еще этот голос мне сразу не понравился, в нем было нечто тревожное.

Я резко повернулся и увидел сестру.

Таня Меченосцева шла ко мне со стороны дворца, сестра была в зеленом платье и такой же накидке. Тане дозволялось посещать парк в любое время и даже общаться со мной. Потому что она была моей сестрой, а еще женой младшего Меченосцева, который командовал флотом, ведущим войну с Луизианской Империей.

— Отлично выглядишь, — я поцеловал Тане руку.

Но сестра выглядела не только отлично, а еще крайне обеспокоенной:

— Саша, я тебе везде искала!

— Хм... А зачем?

— Зачем? — Таня опешила, — Саш, ты в своем уме? Шаманов! Вот зачем!

— Шаманов?

Сердце у меня упало. Я почуял, что происходит нечто предельно нехорошее.

Жена Шаманова Люба была арестована два дня назад. Сегодня Алёна должна была судить вампирку и вынести приговор. Шаманов, разумеется, бросился ко мне в поисках защиты, и я передал через стражниц Алёне, что Шаманов хочет аудиенции с Богиней, чтобы лично дать показания по делу своей жены Любы...

— Шаманова судят, вот что! — выдохнула Таня, — Прямо сейчас!

— Так...

Я крепко призадумался.

— Его-то за что?

— Да не знаю я! — выпалила Таня, — Пойдем скорее. Пока еще не слишком поздно...

Мне становилось все паршивее. Когда я позвал сюда Шаманова, чтобы он вызволил Любу — я совсем не рассчитывал на то, что Акалу сам попадет под Аленкин суд.

Ситуация была серьезной. Ибо кончались Алёнкины суды всегда одинаково — казнью. Богиня вообще обожала судить и выносить смертные приговоры. При этом лично Алёна, разумеется, судила только важнейших политических преступников. Или тех важных магократов, кто был обвинен в ереси против Имперского культа...

— Тань, а что я могу сделать? — я печально поглядел на сестру, потом вообще отвел глаза, — Алёна меня не примет. Я её уже месяц не видел. А Шаманову нужно было действовать осторожнее. Я знаю, как он обожает свою вампирку, он наверняка наболтал