Вперед в прошлое 9 - Денис Ратманов

Я признался:

— Так надоело сидеть взаперти, что мне это даже интересно.

К нам подошла Лихолетова. Под мешковатым свитером не было видно, но, судя по уменьшившимся щекам, она похудела. Чуть позже появились Гаечка, Алиса и Кабанов. Заячковская приблизилась к нам, глянула на часы над расписанием и сказала:

— А где все? Забили на уроки?

— Верхняя Николаевка не приехала, — констатировал Илья. — Наверное, автобуса не было.

Посмотрев на дверь, Зая широко распахнула глаза и прижала руки к вспыхнувшим щекам:

— Блин, Желток пришла! В валенках! Совсем мозги у нее всмятку.

Увидев нас, Любка стянула шерстяной платок, скинула бурую шубу — стыдилась, что она напоминает дочь бурлака на Волге. Побежала к раздевалке, чтобы сдать старье и не позориться, но та была закрыта.

— Только не прикалывайтесь над ней, — попросил я.

Следом за Желтковой, которая ожидала издевательств и не подошла к нам, в школу влетела Карасиха с посиневшим от холода носом. Я вскинул руку.

— Катя!

Девушка обернулась, дернула головой.

— Чего?

— Как Санек? — спросил я.

— Дома. Живой. Ниче страшного с ним.

Увидев Шипу и Москву, Катька рванула к подругам.

— Какая же она страшная, — прошептала Зая чуть слышно. — И ни фига не добрая внутри. Пойдем в кабинет, пять минут осталось.

Возле кабинета биологии отирались Райко, Заславский и Семеняк. Их идейной вдохновительницы Барановой не было.

— Наши ряды жидеют! — глядя на меня, произнес Райко и отвернулся.

— Ваши — да, — парировала Гаечка. — Совсем жиденькие. Скоро от тебя, Петушок, все шестерки разбегутся.

Подчеркивая, что он — не шестерка, Заславский перекочевал к нам.

Еленочка пришла за минуту до звонка, пересчитала собравшихся и сказала, открывая кабинет:

— Что-то негусто.

Мы расселись по местам. Со звонком в кабинет ворвались Белинская и Натка Попова.

В кабинете выбило окно, и вместо стеклопакета поставили одно стекло — было холодно.

Весь вид Еленочки говорил: «Как же меня все достало. Ветер. И школа. И вы. С гораздо большим удовольствием я бы сейчас поспала».

Но она должна была вести урок, потому бодрым голосом произнесла:

— Здравствуйте.

Мы встали, приветствуя учительницу.

— Тема нашего разговора — поведение в экстремальных ситуациях. — Еленочка заняла учительский стол, повела плечами и накинула пальто. — Оденьтесь, пар изо рта идет.

Мы завозились, надевая верхнюю одежду. Такое впечатление, что она мечтала, чтобы мы как можно дольше одевались. Она и Кариночка — самые красивые учительницы в школе, всегда при макияже и маникюре, парни по ним слюни пускают. А мне они кажутся красивыми куклами, другое дело Вера Ивановна…

— Правильнее было бы поговорить об этом раньше, — наконец нарушила молчание классная, — ведь после драки кулаками не машут. Знаете, да, что Саша Заворотнюк попал в больницу, у них полностью разрушен дом? А ученице седьмого класса на голову упал обломок шифера. Хорошо, она в шапке была, но все равно результат — сотрясение мозга. Итак, как же себя обезопасить? Что думаете?

— Переселиться отсюда нафиг! — предложил Заславский, Заячковская засмеялась.

— Ничего смешного, — осадила ее Еленочка. — Пять дней на гречке на воде! Итак, как себя обезопасить?

Все молчали. А я понял, что классная не готовилась к этому уроку и растеряна, ее просто поставили перед фактом, а она, изнеженная и гламурная, ничего об этом не знает. Лихолетова сказала:

— Вот вы ржете, а у нас все цветы замерзли и в холодильнике мышь повесилась. Была мука, две консервы килек в томате, кубики «магги», варенье и соленые огурцы. Чуть с голоду не подохли.

— А у нас и варенья не было, — пожаловался Заславский. — Ни рыбу не поймать… Ничего! На четвертый день, когда пузо от голода свело, я пошел в магазин, но он закрыт! Иду, знач, назад, вижу — голуби дохлые валяются, — он смолк и осмотрел класс. — Кто заржет — убью нафиг! Собрал, знач, я тех голубей, четыре штуки. Дома ощипали, выпотрошили, суп сварили с клецками. Вкусно было!

— А я думаю, куда делся мой кошак, — съязвил Петя Райко.

Захотелось встать и вмазать ему за хлеб по пятьсот рублей. Это же самое настоящее мародерство.

Заславский вскинулся, сжал кулаки, но остался сидеть.

— Убью падлу, — прошипел он.

— Мы куриц всех порубили, — поделилась Белинская. — Жарили и варили с макаронами.

— Хорошо, когда есть куры, — сказала Гаечка, посмотрела на меня. — Мы, в общем, как «бороду» над горами увидели, я набрала всяких круп. Они нас спасли.

— А папаша Райко тушенку втридорога продавал! — пожаловалась Лихолетова. — А хлеб у него вообще по пятьсот рублей был! На машине ездил и продавал! И брали, потому что деваться-то некуда.

У отца Райко была пекарня и хлебные ларьки. Еще он ездил по отдаленным районам на «пирожке», продавал хлеб лично, чтобы не терять ни копейки. Ларьки разметало ураганом, остался только «пирожок», и ушлый барыга решил поживиться хотя бы так.

— Кому война, кому мать родна, — проговорила Гаечка и наградила Петю ненавидящим взглядом.

— А я че? — развел руками он.

Решив выручить учительницу, я сказал:

— Заславский молодец. Голубей вполне себе едят, он все сделал правильно. Я сделал бы так же. И не только голубей едят. Когда приходит голод, сперва заканчиваются голуби, потом кошки и собаки, а после начинается каннибализм. Больше чем уверен, что те, кто пирует на чужом горе, не побрезговали бы человечиной. — Я посмотрел на Райко. — Хоть мы и смеемся над стариками, которые пережили голод и делают продовольственные запасы, они оказались более подготовленными.

— Да ну, разве в блокадном Ленинграде ели людей? — возмутилась Попова.

— Еще как ели, — сказал Илья. — Только об этом не пишут.

— По себе судишь, — съязвил Райко, и воцарилось напряженное молчание, в котором стало окончательно ясно: вот мы и вот он, это разные непересекающиеся миры.

Хуже другое: люди, с которыми мне придется взаимодействовать в будущем — по большей части окажутся такими гнилушками, для которых справедливо только то, что полезно конкретно им.

— Вы слышали про бейсбольную команду, которая летела над Андами, но самолет разбился, и они застряли на несколько месяцев в горах? — спросил я.

— Это когда было? — заинтересовалась Лихолетова.

Фильм об этом смотрел я-взрослый, потом