Троя. Последний рассвет - Дмитрий Чайка

— А где тут работа полегче, матушка? — едва слышно спросила Феано, которая трудиться не желала, хоть убей. Работать наложницей — всегда пожалуйста, но эта доля не избавляла от необходимости таскать или молоть зерно. Здесь впустую никого не кормили.

— У служанок цариц наших, — удивленно посмотрела на нее Гела. — Где же еще? Там, говорят, раздолье. И поспать удается порой вдоволь, и доесть за госпожой можно всякого.

— А как попасть туда? — жадно спросила ее девушка.

Феано внезапно почувствовала, что вот оно, счастье-то. Ведь до этого, несмотря на весь свой изворотливый ум, ничего путного она придумать так и не смогла. Дворцовый распорядок, выстроенный столетиями, сбоев не давал, а целая свора писцов, следившая за огромным хозяйством, не дремала. Они свое дело знали туго, не забалуешь у них. Это чиновники следили, чтобы в ворота въезжала шерсть, а выезжало полотно. А еще оружие, горшки, украшения и много всего другого. Тут отдельный писец даже за колесами от боевых колесниц следил. А еще один отпускал по весу медь и олово, и по весу же принимал изделия из них. Феано, попавшая в безжалостные жернова этой системы, чувствовала себя крошечной, словно мышка. Только высунься из норки, и тут же сцапает кот. Вот потому-то она беспрекословно выполняла все задания, ходила, опустив взгляд в пол, а когда сам ванакс брал ее на ложе, старательно закатывала глаза и стонала, притворяясь как могла. Он по-прежнему не ставил ее ни во что, и чисто по-женски ей было обидно, ведь, положа руку на сердце, великий царь оказался порядочной скотиной. По крайней мере, с женой у него тоже не все ладилось. Навещал он ее покои нечасто, потому как молодых баб во дворце жила не одна сотня, а некоторые из них оказались настоящими красотками.

— Ну, все лучше, чем в поле горбатиться, — философски размышляла Феано, которая жизнь на родном острове вспоминала с содроганием. Бесконечную работу на палящем солнце, липкие руки царских людей и их грубые ласки за черствую лепешку. Слава богам, она смогла царя напоить, он и не заметил ничего.

Вечером, сдавая свой урок писцу, который благосклонно хмыкнул, когда разглядывал полотно ее работы, Феано сказала негромко.

— Господин, мне бы пошептаться с вами.

Писец, рыхлый мужчина лет тридцати с выпирающим животиком, удивленно поднял на нее глаза.

— Легкой работы хочешь, девчонка, — понимающе хмыкнул тот и посмотрел на нее жадным взглядом. — Не надейся, я с тобой спать не стану. Ты женщина царя, мне за это голову оторвут.

— К царицам в услужение попасть хочу, — едва слышно выдохнула Феано. — Сикль серебра заплачу, если получится.

— Откуда у тебя серебро, девка? — подозрительно посмотрел на нее писец.

— Царя нашего хорошо ублажила, — самым наглым образом соврала Феано. — Он мне и бросил кольцо.

— Хм, — наморщил лоб писец. — Я подумаю, что можно сделать. Не обещаю, но… На пир завтра прислуживать пойдешь. Там могут заметить.

— Я отблагодарю, господин, — Феано так посмотрела на писца, что тот даже слюну сглотнул от вожделения. — Век меня помнить будете. И никто ничего не узнает, обещаю.

1 Титул царя Микен — ванакс. Титул царицы — соответственно, ванасса.

2 Продомос — помещение, которое находилось перед мегароном, его преддверие.

Глава 10

— Отец, я хотел бы перебраться на зиму в Трою, — сказал я, когда летний зной немного отступил, подарив истомленной земле хоть какое-то подобие живительной прохлады. Осень идет вовсю, и совсем скоро станет так холодно, что придется надевать длинные рубахи и овечьи безрукавки.

Мы всегда обедали вместе, только теперь за столом нас сидело трое, а Скамия, отцовская наложница, как обычно, с непроницаемым видом стояла сзади и держала кувшин с вином. Красивое лицо ее понемногу теряло свежесть на здешнем солнце. В углах глаз появились мелкие морщинки, а вокруг рта залегли едва заметные складки. Она старела, до дрожи боясь потерять расположение отца. Теперь же ее позиции и вовсе пошатнулись, потому что домашние дела понемногу начала прибирать к рукам Креуса, как старшая женщина в роду. Услышав мои слова, рабыня вскинула было глаза, но потом быстро опустила их, тщательно скрывая свою радость.

— Зачем тебе в Трою? — поднял бровь Анхис и посмотрел на меня внимательно. Он даже лепешку не донес до рта, рука так и застыла в воздухе.

— Дардан — дыра, — ответил я, использовав расхожую фразу из прошлой жизни. — В Трою нужно ехать, там все… всё серебро.

— Чего ты хочешь? — нахмурился Анхис, а Креуса вслед за ним посмотрела на меня с немалым удивлением. — Так не делают. Мы живем как должно, на своей земле. Как можно бросить то, что не имеет цены? Ради чего?

— Эта земля скоро перестанет быть нашей, — ответил я. — Мы живем в захолустье, где годами ничего не происходит, кроме ахейских набегов. Мы ничего не видим и ничего не знаем. Мир пришел в движение, отец. Если мы не сможем ему ответить, он просто сметет нас, как ты сметаешь крошки со стола.

— Ты говоришь странное, — удивленно посмотрел на меня Анхис. — Так говорит сестра твоей жены. В Трое все смеются над ней.

— Потому что они глупы, — ответил я.

— Считаешь, что ты очень умен? — испытующе посмотрел на меня отец. — Ты сильно изменился, сын. Я с трудом узнаю тебя. Ты говоришь странное, и ты делаешь странное. Мы должны жить так, как жили предки, и почитать наших богов. Тогда они будут милостивы к нам.

— Колесо для воды не надо было делать? — спросил я. — Наши рабы смогли высадить на треть больше репы, чем раньше. А если немного подумать, то можно соорудить еще несколько таких же, но побольше, и тогда мы сможем прихватить еще земли.

Колесо получилось на редкость уродливым. Восьмиугольник, собранный из палок, был скорее игрушкой, вокруг которой копошились дети. Но он каждые двадцать секунд подавал по черпаку воды в деревянный желоб, который шел на сотню шагов. Колесо сделано из рук вон плохо и скоро развалится, но в заскорузлые мозги местных стала проникать некоторая толика света.

— Нет, колесо — хорошая штука, — неохотно сказал отец. — Я подумаю вместе с мужами, как можно сделать его покрепче.

— Я хочу уехать, — спокойно посмотрел я на него. — Ты позволишь? Я делаю это для нас, поверь. Тут, в деревне, я не вижу, что происходит вокруг. А там я буду чувствовать стук сердца этого мира. Я