Повелитель корней - Михаил Алексеевич Ланцов

зазвучал горн, все побросали чем они занимались и, подорвавшись, бросились на места, согласно боевому расписанию. Во всяком случае именно так князь назвал распорядок — кому куда вставать и за что отвечать.

Получилось, как на боевом корабле где-нибудь веке в XVIII.

Германцы это заметили.

Три минуты.

Три.

Всего три минуты и весь лагерь был приведен в боевую готовность. Да, не все надели доспехи. Однако они их прихватили с собой и сейчас завершали облачение.

Еще пять минут.

И на боевых постах, на которые Берослав нарезал периметр укрепленного лагеря, стали подниматься вторые флажки. Первый сигнальщик вскидывал, когда все, кто должен, прибывали на место. А теперь же передавал весть о том, что каждый боец не только явился, но и полностью облачился. Заодно дублируя голосом, что такой-то пост к бою готов. Громко. Чтобы точно услышали.

Сам князь не манкировал тревогами.

Посему, когда горнист замолчал по отмашке сигнальщика, Берослав и сам уже поднялся на «мостик», где собрались старшие командиры, в броне и при оружии.

— Основные силы подошли? — не то спросил, не то утвердительно он произнес, прильнув к зрительной трубе. — Сколько их тут?

— Больше пяти тысяч, — тихо ответил Маркус. — Сильно больше.

— Значит, к нам пришло две армии.

Римлянин промолчал.

Конвой из двадцати торговых кораблей уже ушел на юг — к Оливии. Сразу после того, как сюда поднялось пять других — с ауксилией на борту и запасами дротиков со стрелами. И с тем конвоем купец не ушел. Остался с Берославом. Теперь же, судя по выражению лица, явно о том сожалел.

Но молча.

Впрочем, в нем отчетливо проступал старый опыт и закалка, полученная в легионах — он практически не позволял страху прорываться наружу, чтобы не смущать окружающих…

* * *

— Какие интересные варвары, — задумчиво произнес один из всадников, наблюдая за лагерем.

— Ими командует центурион. — ответил верховный конунг остгётов.

— Да брось, — отмахнулся этот излишне лощеный германец. — Берослав такой же центурион, как моя жена — сенатор. Он варвар, который родился и вырос среди варваров.

— Как и мы.

— Не все. Он на Императора не служил. Что он видел, кроме своих желудей да свиней?

— Ты хочешь сказать, что наши глаза нас обманывают? Такого порядка и слаженности я в жизни не встречал. Хотя служил в ауксилиях при пяти разных легионах.

— Сам не знаю. Может, эти твари перевезли сюда когорты V Македонского легиона.

— Те корабли с вооруженными людьми спустились по реке, а не поднялись по ней.

— Не беда. Они могли прятаться поднимаясь.

— Наши люди следили за ними большую часть дороги туда и обратно.

— Могли что-то не разглядеть. Бывает. Они же близко не подходили.

— Легионеры иначе выглядят. Да и лагерь, видишь, не очень похож. Ты же сам их видел много раз. Только общее сходство. Что вход, что расположение палаток. Еще и вон та штука в центре. Легионеры так не делают.

— И все же я скорее поверю, что Марк Аврелий отправил сюда преторианцев воевать, чем какой-то варвар из глухих лесов смог показать ТАКОЕ.

— Так пойдем — поговорим с ними, — подал голос третий. — Что нам мешает утолить свое любопытство и поглазеть на него?

— Действительно…

* * *

На глазах Берослава небольшой отряд из десятка всадников отделился от массива германцев и направился к броду. Довольно медленно. Демонстративно не доставая оружия и держа свои шлемы, притороченные к седлу.

Спокойно прошел по воде, остановившись на правом берегу, прямо у кромки.

Трое спешились и подошли ближе к лагерю.

На первый взгляд очень слабо укрепленному, но неприятному. Земляной вал высотой около метра формировал подобие квадрата. Перед ним ров треугольного профиля. Так что в этом плане князь не сотворил ничего удивительного, поступив точно так же, как и римляне.

А вот все четыре входа сделаны как этакие захабы. С левого торца каждого из сторон стены начинался проход, шел вдоль внешнего вала до правого торца, откуда уже и можно было попасть внутрь, минуя внутренний вал. Но такой — поменьше, из-за чего снаружи его было не видно.

Ворота же имитировали сборными рогатками, которыми перегораживался проход.

Башен не имелось.

Вообще.

Никаких, окромя небольшой смотровой площадке в центре лагеря, поставленной как этакий «мостик» для наблюдения и управления лагерем. Хотя хотелось. Просто не успели соорудить, хотя бы один наблюдательный пост…

Подъехали переговорщики, значит.

Выступили вперед.

Но сильно близко не подходили. Оставаясь метрах в двадцати. А то мало ли? Причем держа у ноги большие щиты. Видимо, опасаясь, что в них начнут стрелять.

Берослав неспешно вышел из лагеря.

Подошел.

И встал так, чтобы не перекрывать своим силуэтом прострел гостей со стороны вала. После чего тоном начальника поинтересовался?

— Кто? Откуда? Куда?

Но отыграть задуманное шоу не удалось. Вместе с князем ведь вышел Валамир в качестве переводчика. Однако он не успел даже рта открыть, как один из германцев, наконец-то обративший на него внимание, закричал:

— Ах ты пес! — рявкнул он, положив руку на рукоятку клинка. — Как ты посмел предстать передо мной⁈

— Лживая тварь! — рявкнул в ответ Валамир. — Ты клялся моему отцу! Ты обещал защищать меня, как родного сына! Ты обещал отдать свою дочь, если я добуду воинской славы! А что ты сделал⁈ Пытал, а после продал в рабство⁈ Тварь! Мерзавец!

— Тебя убить мало! — прорычал этот в ответ.

И дальше началась перепалка.

Душевная.

Словно опытные дворняжки, разделенные забором, заливаясь — кричали они друг на друга.

А слюной брызгали настолько ярко, что и не пересказать. Князю даже пришлось один раз демонстративно вытереть рукав, на который попало слишком много полостных жидкостей.

— Хватит! — наконец, рявкнул он.

Громко.

Во всю мощь своих легких. Уж что-то, а изобразить «Hald» он сумел от души. Дело-то несложное. Тем более он уже языком владел благодаря Валамиру и встрял, когда эти двое уже почти бросились друг на друга.

Сработало.

Оба заткнулись и уставились на князя.

— Вы чего тут устроили⁈ — прорычал он.

— Ты пригрел у себя на груди змею. — процедил гётский конунг.

— Я послал его к тебе с дарами. Ты напал на него. Ограбил. Пытал. И продал в рабство.

— Я был в своем праве!

— Нет такого права нападать на послов! Ни на земле, ни на небе! — прорычал