Инженер и дела - Анатолий Н. Патман

нельзя забывать. Инна не возражала, так и после долгой утренней прогулки с посещением «Детского мира» наши дети требовали внимания. Конечно, я поехал, но никого не застал. Похоже, отлучились куда-то? Так я специально предварительно звонить не стал. Телефоны в наших номерах явно прослушивались, поэтому мы ничего лишнего там не болтали.

Но моей целью сейчас было совсем другое. Мне на обратном пути, конечно, усиленно пришлось попыхтеть и сильно побегать по магазинам, чтобы вычислить и слежку, и как бы сбить её со следа. Но на этот раз я так никого за собой и не обнаружил. Хотя, и во время составления писем тоже принял все меры предосторожности. Я подготовил лишь два письма, и немного длинных, как бы в адрес разных людей. И они, вроде, ушли. Надеюсь, их на почте не проверят? Вроде, и не должны? У органов просто возможностей не хватит, чтобы проверить всю переписку граждан СССР. Но внутренние самодельные конверты поменьше, вложенные в вырезки из газет со стихами, предназначались лишь одному человеку. Я надеялся, что оба получателя передадут их кому надо.

В гостиницу я явился поздно, но с покупками. Мне же надо было обеспечить себе алиби. И жена, и девочки радостно приняли подарки. Так-то, я всегда им что-нибудь дарил.

Следующий день у нас тоже ушёл на прогулки по Москве. Инга, явно памятуя об августе, похоже, ни с кем из прежних подруг и друзей созваниваться не стала. По крайней мере, при мне. Явно решила, что это может мне и не понравиться, так снова нежданно и что-нибудь нехорошее случится? В связи с прошлым случаем у нас недоброжелателей в Москве хватало. Я знал, хоть и без особых подробностей, и Инга наверняка, скорее, от родителей, что пока жирдяи сидели в предварительном заключении, и по ним уже велось следствие по обвинению их в разных нарушениях советских законов. Всё контрабанда, фарцовка, незаконная литература и даже валюта. Короче, полный букет. Так и их родители были сняты со своих должностей. В общем, опять те же зазнавшиеся ответственные товарищи и их «мажористые» дети, что и в кругу общения Инги. Хотя, уже бывшем. Как она вышла за меня замуж, со многими подругами и друзьями отношения у неё прекратилась. Мы об этом речь ни разу не затрагивали, но, как я знал, её близкая подруга Катя Громова теперь, после связей с Кириллом Тагировым и Альбертом Липатовым, ныне осужденных на десять и пятнадцать лет за фарцовку и валютные махинации в особо крупных размерах, пусть и вовремя отскочившая в сторону, всё равно связалась не с теми дружками и стала чуть ли не валютной проституткой. Имеющиеся у неё данные, конечно, пока позволяли. С несколькими близкими подругами Инга, то есть, уже мы, продолжала поддерживать очень даже близкие отношения. Алина Вьюгина, крестная нашего сына Никиты, лишь недавно была у нас в гостях вместе с мужем Семёном. Вот с Мариной Малевич, ныне Григорьевой, Инга общаться полностью прекратила. Хотя, я и сам с её мужем, бывшим своим приятелем Юрой, тоже не общался. Но это он сам разорвал отношения со мной. По достигшим до нас слухам, отношения у пары сильно разладились, и они как бы и собирались разводиться. Прежний друг Марины Гриша Думский тоже получил срок в десять лет. Ну, это уже их дела. Он и его шайка, в сущности, сами попались. Тут я как бы не причём!

…Но у меня в Москве имелись и свои дела. Ближе к обеду я отлучился в Всесоюзное агентство по авторским правам. Оказалось, что ВААП, как бы созданная лишь двадцатого сентября, ещё только налаживала свою работу. У него пока даже постоянного места работы не имелось! Но главным там был назначен прежний главный редактор «Комсомольской правды» Борис Панкин, и, как бы, его и большую часть сотрудников можно было поймать именно там. Ну, я и направился сразу же в редакцию, расположенную на Малой Бронной, и меня туда пропустили. Вообще, вневедомственная охрана отнеслась ко мне вполне благосклонно. После некоторых распросов мне удалось найти холёного, одетого с иголочки мужика средних лет, оказавшимся сотрудником какого-то Управления по вопросам художественной литературы, музыки и изобразительного искусства. На вид, вроде, нормальный, не жулик. И, на моё счастье, и он обо мне был прилично наслышан!

— Вячеслав Репнин? Из Ленинграда? Очень приятно! Это же Вы у нас автор и исполнитель, широко известный и за границей? — Я спокойно кинул. — Да, безусловно, удивили! Это же у Вас валютные контракты с «PolyGram Records»? И даже три? Весомо и похвально! Вячеслав, у Вас произведения однозначно мирового уровня! Странно, что Вы обратились к нам. Вы же могли спокойно зарегистрировать всё и дома, в Ленинграде, в Союзе композиторов?

И я вынужден был сознаться:

— Я прошу извинить меня, но, к сожалению, там что-то не так и, фактически, отказались принять мои работы. Я могу исполнять свою музыку и без регистрации, но меня и так постоянно склоняют насчёт преклонения перед Западом и обвиняют в прозападности музыки. Явно желают, чтобы я вообще бросил заниматься музыкой!

— Понятно. Что же, к сожалению, знакомая ситуация. Но Ваша музыка, Вячеслав, однозначно не прозападная! Ничего страшного, не расстраивайтесь. Вы что ни есть наш, советский, автор, и один из лучших! Мы тут на Вашей стороне. — И эти простые слова бальзамом пролились на мою израненную душу. Конечно, полностью свой! И тут последовал вопрос, слегка удививший меня. — У Вас, Вячеслав, есть новая готовая инструментальная музыка, как там, да, «космическая»? Или новые песни на иностранных языках?

Ага, этот кадр что-то от меня хочет! Хотя, понятно!

— Прямо с собой не имеется. Но по парочке композиций и песен могу предоставить уже завтра. Их нотные записи хранятся дома, в Ленинграде, но память у меня хорошая, и востановлю быстро.

— Вот и прекрасно! Обязательно ждём Вас завтра. Если честно, с добавлением к предоставленной здесь музыке новых работ можно даже заключить новый валютный контракт!

А мужик-то мне стоящее дело предлагает! Полностью готов! Я не собираюсь нарушать советские законы, и раз товарищ намекает на новый валютный контракт, то почему бы и нет?

И Владимир Яковлевич повёл меня к другому сотруднику, как оказалось, уже из Управления по экспорту и импорту прав на произведения. Чуть позже подошёл и сам Борис Дмитриевич. И мы с ним вполне тепло, хоть и накоротке, побеседовали. Вежливым и приятным собеседником оказался. Хотя, всё же бывший газетчик и немалое лицо в Союзе,