Ариадна из чугуна и стали - Виолетта Орлова

слабость и страх, Элли склонилась над столь ужасающим предметом и осторожно коснулась меха пальцами. Для левой! Сомнений не оставалось, на полу лежала ее собственная туфелька. Та самая, которую она никак не могла отыскать в своем купе!

Однако не выглядит ли это бессмыслицей? Элли до боли сжала виски ладонями, пытаясь думать. Допустим, этот предмет обуви принадлежит ей. Что тогда? Первое, что приходило на ум: она уже бывала на вокзале и по какой-то причине потеряла здесь туфлю. Опровержение этого заключения находилось очень быстро: как она умудрилась посетить вокзал до того, как ее сюда привез поезд? Звучит абсурдно. Вторая линия размышлений предполагала следующее: некто взял ее туфлю и специально, либо же случайно оставил на вокзале. Но каким образом тогда вторая оказалась в поезде? И почему она была испачкана чернилами, равно как и та, что раздражающим пятном маячила сейчас перед глазами?

Не находя ответов на столь сложные вопросы, Элли в отчаянии подняла голову: нависающие водопроводные трубы протягивали к ней свои чугунные хвосты, наподобие гигантских змей. Все вокруг казалось враждебным, даже эти уродливые бурые кирпичи, которые словно подмигивали ей своими щербатыми сколами. Бежать, бежать скорее! Паника охватила все ее существо, ей захотелось немедленно спрятаться, пусть даже от самой себя. Тайны, которые человек хранит в своем сердце, порой страшнее любых монстров. Элли кинулась вперед, натыкаясь на чугунные трубы, как слепой котенок.

– Кей! – в панике выкрикнула она и остановилась, тяжело дыша. А вдруг подозрительный помощник специально завел ее сюда? Что, если он сейчас вероломно выпрыгнет из-за угла и примется душить? Что, если подозрения Жана на его счет верны? Заледенев от новых мыслей, Элли устало прислонилась к кирпичной стене, истово желая слиться с камнем. Сердце стучало, будто колеса на стыках, Элли прислушивалась к этим звукам, они немного успокаивали ее, даже убаюкивали. Затем она нашла в себе силы двинуться дальше. В конце коридора был поворот в еще одну неприметную комнату: там прямо на полу сидел Кей, отвернувшись от дверного проема. Элли могла видеть только его широкую спину, которая как-то странно конвульсивно подергивалась.

– Что ты… делаешь? – недоуменно спросила она. Кей обратил к ней свое лицо, и стало видно, что оно искажено в мученическом страдании: совершенно белое, оно так сильно контрастировало с большими черными глазами, которые сейчас блестели… Влагой?

– Я не… нашел его… – запинаясь на каждом слове, пролепетал помощник.

– Здесь никого нет, – пожала плечами Элли. – Наверное, что-то случилось, и люди ушли отсюда…

– Они не могли уйти по своей воле! – воскликнул Кей, мигом воспламеняясь. – Элли, ты забыла, что вокруг каверны? Эта станция – последнее более или менее защищенное от них место! Между тем столько людей – ты знаешь, сколько здесь жило и работало людей? – все они ушли на верную гибель! Многие даже не забрали свои вещи!

– Значит, тут случилось нечто пострашнее каверн! – раздражаясь, рявкнула ему в ответ Элли. Она сама находилась в состоянии, когда последние барьеры вежливости и человечности стираются: напуганная до смерти, ничего не понимающая, растерянная. Эта ее яростная вспышка неожиданно успокоила Кея, он опустил голову. Тело помощника содрогнулось, а губы исказились в каком-то вымученном оскале – не то в горькой улыбке, не то он просто с силой сжал губы, чтобы подавить рыдание.

– Я нашел это, – Кей протянул ей заскорузлый лист бумаги, на котором красными чернилами был выведен большой кособокий крест. Рядом с ним виднелось несколько жирных капель, одна смазалась, словно автор послания желал продолжить и написать что-то еще, но по к каким-то неведомым причинам так и не смог довести начатое до конца.

– Что все это значит?

– Подчерк Идзи. Я узнал бы его из тысячи, так как в магникуме часто списывал у него. Именно он оставил это послание. С ним случилось что-то… Плохое, – Последнее слово застряло у него в горле, он подавился им и надолго замолчал. Беднягу нещадно трясло, зрачки были расширены. Ему бы сейчас не помешала терапия.

Элли дотронулась до его руки, желая успокоить.

– Ах, Элли… – вновь заговорил он, торопясь от волнения. – Как жаль, что я не пришел вовремя… Враг может одолеть одного, но двое же смогут ему противостоять. Веревку, скрученную втрое сложно порвать. Но, когда пришел враг, меня рядом не оказалось.

– Почему ты говоришь о враге? Может, произошла катастрофа и…

Кей покачал головой.

– В этом случае здание вокзала было бы повреждено. Мы нашли бы тела, кровь. Но никого нет: они ушли, причем ушли в спешке – это неоспоримый факт. Покинули самое безопасное место, забыв даже взять важные вещи… Идзи, заядлый модник, никуда не уходил без своего несессера34… В одной из комнат я нашел аптечку, в другой – теплые вещи, без которых вряд ли выйдешь в такую пургу.

Элли видела, что Кей очень взволнован: он говорил быстро, невнятно, очевидно, борясь с подступающим страданием. Ей захотелось утешить его, однако нужные слова, как назло, не находились.

– Как думаешь, что может означать крест? – вместо утешения поинтересовалась она.

– Не имею понятия… Знаю лишь, что это символ. Горизонтальная линия обозначает землю, материю, а вертикальная – небо, духовное, они соединяются в одной точке… Знаешь, почему крест – это святой символ для многих народов? В нем заключена надежда на то, что материальное и духовное пересекаются и что наша жизнь представляет собой нечто большее, нежели мы только можем себе вообразить. Однако я не понимаю, совсем не понимаю, почему он нарисовал его здесь… Какой-то странный шифр, разгадать которой мне не под силу…

Элли села рядом с ним и ласково обняла. Она сама не знала, почему решилась на такой интимный жест. Наверное, ее до глубины души поразила беспомощность, сквозившая во всем его облике – таком, на первый взгляд, неуязвимом. Сильные руки со следами машинного масла с готовностью притянули ее к себе, Элли носом уткнулась в мягкий ворот кителя и почувствовала приятный запах горящих дров. Она вдруг ощутила острую необходимость немедленно рассказать о своих тайнах. В ней уже давно тлело это желание, грозя превратиться в неукротимое пламя.

– Кей, я… Дело в том, что я ничего не помню.

Помощник удивленно приподнял соболиные брови.

– В каком смысле?

– В таком. Я не помню… Совсем ничего. Прошлое как будто стерли хлебным мякишем35.

При этих словах ее прорвало, слезы полились из глаз неудержимым потоком, она сразу же намочила его форменную одежду. Кей, очевидно, не был готов к женской истерике, выражение его лица сделалось совсем растерянным.

– Элли… Прошу тебя, не плачь!