Конторщица 5 - А. Фонд

– Это что за крепостное право? – невесело рассмеялась я.

– Может чайку с дороги? – несмело пискнула Римма Марковна в попытке разрядить обстановку.

Лариска развернулась к ней и, тыча дрожащим пальцем, прошипела, обращаясь ко мне:

– Ты зачем ей шубу купила?

– А что не так? И с чего ты взяла, что это я ей купила?

– На свою пенсию она бы не смогла! – заявила Лариска, – да еще из чернобурки! Ты бы еще из соболя ей взяла!

– Из соболя не было, – невозмутимо прокомментировала Римма Марковна, которая вроде как пришла в себя. – Пока эту зиму придется носить чернобурку.

– Мама! Вы гляньте, что делается?! – взвизгнула побагровевшая Лариска, – я уже три года хожу в кроличьем полушубке, а эта старуха, мало того, что в нашей квартире живет, так ещё эта дура ей шубы такие покупает!

Шурка неодобрительно покосилась на Римму Марковну, но всё еще молчала – выдерживала бойкот.

– Извинись перед Риммой Марковной, Лариса, – сказала я лидочкиной сестре.

– Что? – презрительно загоготала Лариска, – перед этой? Перед твоей приживалкой? Это я ещё извиняться должна?! Пусть скажет спасибо, что мы участкового не вызвали!

– Так, я поняла, – сказала я, – что вы приехали в партком. Заставить их заставить меня ездить к вам батрачить на огороде. Понятно. Это понятно. Но я вот не пойму – а зачем вы ко мне домой тогда пришли?

– Как это зачем? – возмутилась Лариска, – а где мы, по-твоему, ночевать должны? Под забором?

Капец логика.

У меня аж глаза на лоб полезли. Какая милая пасторальная непосредственность. Зашибись. Мамулька с сестричкой приехали доломать карьеру Лиде и припахать её на обслуживание своего хозяйства. И не нашли ничего умнее, чем прийти к ней ночевать.

– А мне фиолетово, – сказала я, – можете хоть под забором.

– Ты что, выгоняешь нас? – Лариска настолько удивилась, что сказала это обычным человеческим, а не визгливым голосом.

– Выгоняю.

– На ночь глядя?! И куда мы пойдем?!

– А мне плевать. Куда хотите, туда и идите.

– Мы никуда не пойдём! – вдруг подала голос Шурка, мать Лиды. – Будем ночевать здесь. А старуха пусть уходит. Шубу пусть оставит и уходит. И давай нам уже ужинать, сколько можно языками молоть.

– Римма Марковна не старуха, – скрипнула зубами я, – и отсюда она никуда не уйдёт. Она здесь жила и будет жить. Столько, сколько сама захочет. Это – раз. Во-вторых, у меня здесь не притон и не ресторан. Никого я кормить и оставлять на ночлег из вас не буду. Вы уже один раз попытались мне сломать карьеру и репутацию. Не вышло. Сейчас решили лично приехать вредить.

– Да ты как с матерью разговариваешь! – заорала лидочкина мать.

– Пошла вон отсюда! Обе! – я раскрыла дверь и добавила, – иначе участкового позову сейчас я.

– Зови! – закричала Лариска, – пусть приживалку твою арестует! За незаконное завладение чужой квартирой!

– Что здесь происходит? – из квартиры напротив выглянул Иван Тимофеевич, весь солидный и представительный, в темно-синем бархатном халате и очках.

– Да вот! Полюбуйтесь! Родную мать мразота такая выгоняет на ночь глядя! – заверещала Лариска, в надежде на моральную поддержку столь авторитетно выглядящего соседа.

– Ну, я Лиду в этой ситуации вполне понимаю, – степенно произнес Иван Тимофеевич, – после того, что вы ей чуть не разрушили карьеру и доставили столько неприятностей, я бы тоже вас даже на порог своего дома не пустил.

– А вы кто такой?!

– А я главный редактор той газеты, куда вы тоже жалобу написали, – представился Иван Тимофеевич и попенял, – нехорошо поступаете, гражданочка. Не по-советски.

– Да это она не по-советски ведёт себя! – возмутилась Шурка, – родную мать на старости лет бросила, корова такая! Не ездит, не помогает! Работой прикрывается, дрянь!

– Неправильно вы рассуждаете. Работа у Лидии очень ответственная и для страны крайне важная. Стратегически важная. И нельзя ставить свои мелкобуржуазные и мещанские интересы выше общественных, – упрекнул её Иван Тимофеевич.

– Да что ты ему доказываешь! Они же сговорились! – влезла Лариска, – давай позовём участкового и пусть разбирается, что здесь происходит!

– Скорее он вас арестует, – мрачно ответила я, – за хулиганство.

– И нарушение общественного порядка, – добавил Иван Тимофеевич.

– А я подтвердить могу, как свидетель, – с первого этажа тяжело поднималась соседка Наталья и была она злая-злая. – Пришла с работы, устала, как чёрт, а они шум такой подняли, что не отдохнуть! Что здесь происходит?!

– К Лиде мать приехала, – вежливо пояснил Иван Тимофеевич.

– Ну и что, что приехала? – удивилась Наталья, – а зачем на весь дом орать?

– Да дело в том, что эта мать написала на Лиду донос в горисполком, – явно наслаждаясь ситуацией прокомментировал Иван Тимофеевич, – а теперь приехала ночевать, а Лида её в дом не пускает.

– Да какая же она после этого мать?! – ахнула Наталья, – такую мать врагу не пожелаешь. И правильно делает, что не пускает! Я бы тоже не пустила! И как Лида вам ещё ноги не переломала, не понимаю? Как на меня, я бы уже вам все рёбра пересчитала за такое вредительство.

– В общем, гражданочки, вам действительно лучше уйти, – подвёл итог Иван Тимофеевич и лидочкины родственницы, злобно ворча, ретировались.

Этот раунд я снова выиграла, но понимала, что всё ещё впереди.

На работу приехала хмурая и не отдохнувшая (всю ночь плохо спала из-за этого, да ещё Римма Марковна причитаниями своими достала, она решила, что из-за неё всё. Еле-еле я её убедила, что она – только повод прогнуть Лиду).

Я вошла в кабинет. Из-за того, что утром торопилась, успела накрасить только глаза. Но ничего, как всякая нормальная и предусмотрительная женщина, дубль косметики я хранила в нижнем ящике стола.

Я вытащила из ящика стола помаду, намереваясь подкрасить губы. Сняла колпачок и немного выкрутила. Уже поднеся к губам, я остановилась.

Помада была не моя.

Глава 12

Я задумчиво вертела в руках злополучный тюбик помады. С виду такой же, каким обычно пользовалась я: коричневый футлярчик с золоченой косой вязью – «Дзинтарс». Не то, чтобы он был прямо хорош, плыл, чуть что, но всё же чуть получше качеством и поприятнее, чем всё остальное. Я осмотрела тюбик ещё раз: вроде как мой, но точно не мой. Дело в том, что эта фирма выпускала помады нескольких оттенков, причем каждый цвет был или матовым, или перламутровым. Я всегда пользовалась только матовой помадой (у Лидочки губы были пухловаты, и перламутровый блеск на них выглядел пошло), а сейчас я держала перламутровую.

Кто-то