Космонавт. Том 2 - Феликс Кресс

— Понимаю, но не всё зависит от меня, Сергей, — тон Ершова был серьёзен, без намёка на весёлость. — Ты молодец, Сергей, — перевёл тему Александр Арнольдович и похлопал меня по плечу. — Отдыхай.

— Ага, — сказал я, окидывая взглядом бардак в коридоре.

Ершов заметил мой взгляд, улыбнулся и вышел из квартиры. Наконец, я остался один. Когда квартира опустела, я ещё раз оглядел разруху: осколки стекла на полу, кровавые мазки на стене, перевёрнутая этажерка с рассыпанными пуговицами.

Первым делом собрал осколки банок. Потом вытер пол тряпкой, выжав розовую от крови воду в ведро. Попробовал оттереть кровь со стены, но сделал только хуже. Ничего, после ремонта у нас остался кое-какой материал — заделаю, чтобы мать не пугать. Нашёл отцовские очки с треснувшим стеклом, поднял их и аккуратно положил на сервант.

* * *

К десяти утра я уже стоял у входа в больницу № 19. По советским правилам (узнал я об этом, когда уже пришёл) посещения начинались с одиннадцати, но дежурная медсестра, увидев мои перебинтованную руку и лицо в синяках, вздохнула:

— Проходите, но только на полчаса.

Коридоры больницы были пропитаны запахом хлорки, смешанным с лёгким ароматом варёной гречки из пищеблока. На стенах висели глянцевые плакаты и схема вакцинации от полиомиелита. Пол блестел, как парадный паркет, выдавая следы недавней уборки. Где-то вдалеке звенело ведро, и слышалось шарканье швабры.

Медсестра в накрахмаленном переднике указала на дверь в конце коридора. Я подошёл к двери, посмотрел на табличку из жёлтого пластика. На остальных палатах номера были выведены масляной краской. Я хмыкнул. Одиночная? В СССР такое редкость, насколько я помню. Мелькнула мысль, что и здесь постарался Александр Арнольдович.

Я толкнул дверь и вошёл внутрь. Палата оказалась небольшой, но аккуратной. Узкая железная кровать с белоснежным покрывалом, тумбочка из светлого дерева, на которой стояла алюминиевая кружка и ваза с веточкой искусственной сирени. На стене висел календарь с видом на ВДНХ, рядом с ним — розетка для процедурной лампы.

Отец лежал, укрывшись до груди одеялом, с капельницей на штативе — стеклянная колба с прозрачной жидкостью, резиновая трубка, заклеенная лейкопластырем у локтя.

— Антибиотики капают? — спросил я, присаживаясь на табурет с протёртым дерматиновым сиденьем.

— Физраствор и глюкозу, — хрипло ответил отец, кивая на бутыль. — Врач сказал, что мне повезло — кишки не задели.

За окном, прикрытым ситцевой занавеской, маячили голые ветви тополя. На подоконнике я увидел банку с компотом.

— Обстановка для простого советского работяги роскошная, — я провёл ладонью по холодной спинке кровати. — Не правда ли?

Отец усмехнулся, поправляя подушку:

— Есть такое, — ответил отец. — Матери позвонил? — перевёл он тему.

— В семь утра, — проговорил я, ставя на тумбочку свёрток с яблоками. — Говорит, в «Соснах» бассейн с подогревом.

Помолчали.

— А ты… как рука? — спросил отец.

— Пустяк, — отмахнулся я. — Лучше расскажи, зачем вернулся.

Отец повернул голову, и в его глазах мелькнуло что-то вроде вины.

— Чуял нутром, что не всё ты мне рассказывал и специально нас с матерью спровадил. Переживал.

— Ага. А матери что сказал?

— На работу срочно вызвали, — пожал плечами отец и поморщился.

— Ага, — снова проговорил я. — Интересно, как ты объяснишь это, — я указал рукой на его живот.

— Сын…

— Отец… — перебил его я. — Какие документы они искали? — Я наклонился вперёд, сцепив руки. — Они ведь не за телевизором пришли.

Тишина. За окном каркала ворона, царапая когтями по водосточной трубе. отец лежал и пялился в потолок.

— Я не могу всего рассказать, Серёжа, — начал он наконец, будто выдавливая слова. — Я тоже подписывал бумаги о неразглашении. А ты сам знаешь какие там пункты.

— Знаю, — согласился я. — А ещё я знаю, что не приди тогда Ваня и не выложи всё, как есть, то всё могло обернуться очень скверно. Мать могла пострадать. Понимаешь?

Отец снова уставился в потолок, будто там написаны были ответы на все вопросы в мире.

— Я работал с Главным конструктором, — проговорил отец так тихо, что мне понадобилось наклониться вперёд, чтобы разобрать слова. — Потом мне пришлось уйти в другое место, — отец закашлялся. — Всё, Серёжа. Больше сказать не могу. Хотел бы, но не могу.

Я выпрямился на табурете и почесал в затылке. Это что же получается? Отец работал с Королёвым? Когда? Где? Над чем? И куда его перевели? Черт возьми, вопросов стало только больше.

— А документы? — Спросил я. — Они и правда дома?

— Нет, — отец покачал головой. — Я их вынес в надёжное место. Дома только мой блокнот…

Я вопросительно посмотрел на отца.

— Там ничего секретного нет, — продолжил отец. — Так, общие фразы, намётки.

— Где блокнот? — спросил я заинтересованно.

Отец колебался, но всё же ответил:

— Под крышкой телевизора. Ты вряд ли поймёшь, что там написано.

«Это мы ещё посмотрим», — подумал я.

— Записи поняли бы только те, кто разбирается в этом, — тем временем продолжал говорить отец.

— Погоди, — зацепился я за последнюю фразу. — Ты намекаешь на то, что ограбление заказал кто-то, кто связан с твоей работой?

Отец кивнул, уронив голову на подушку. Я призадумался. Если отец работал с Королёвым, тогда вариантов остаётся мало. Наверняка проекты были связаны с ракетостроением. Либо космос, либо… Но, если космос, тогда моё попадание в тело Сергея Громова точно не случайность. С таким-то отцом…

— По-оня-ятно… — протянул я, продолжая крутить в голове мысли о своей миссии в этой второй моей жизни.

— Пациенту пора на перевязку! — Резкий женский голос вырвал меня из раздумий. В дверях возникла грузная медсестра с тележкой.

Я встал, поправляя халат, который так и норовил сползти с плеч. Отец внезапно схватил мою руку:

— Серёжа… Матери не говори о том, что случилось. Ни к чему ей это.

— Согласен, — сказал я. — Поправляйся, отец. Завтра ещё приду.

Я вышел из больницы и решил пройтись пешком. Дорога домой займёт от силы пол часа, как раз обдумаю услышанное и придумаю, как действовать дальше с учётом новых вводных.

Январский ветер гнал по тротуару снежную крупу, а я в голове крутил мысли и прикидывал перспективы. Если мои догадки