Константин. Аландская Звезда - Иван Валерьевич Оченков

достаточно и старых пушек, а по паре нарезных уж как-нибудь сыщем. Остается только один вопрос, где брать броню? Мы ведь и без того на «Первенце» большую ее часть из рельсов сделали.

— Хороший вопрос, Николай Иванович. И ты сам дал на него ответ!

— Из рельсов⁈

— Ну а почему бы и нет? Видишь ли, после прихода эскадры в Ригу я лично побывал на «Первенце» и осмотрел его. В общем, можно сказать, что импровизированная из рельсов защита со своей задачей справилась. Не без огрехов, разумеется, но тем не менее.

— Даже носовой каземат?

— Понимаю, не самый лучший вариант, но другого выхода все равно нет. Сделаем толще деревянную часть, укрепим, сколько возможно. В общем, как-то так…

— Но ведь рельсы где-то брать надо.

— Ну, это как раз не проблема. Если понадобится, с Царскосельской дороги снимем. Благо, ее все равно рано или поздно переделывать придется.

— Зачем? — удивленно посмотрел на нас контр-адмирал фон Шанц.

— Затем, Иван Иванович, — усмехнулся я. — Что ее изначально сделали слишком широкой. Целых шесть футов [2]

— На Николаевской дороге хватило пяти, — пояснил адмиралу мгновенно сообразивший, о чем речь, Путилов. — Но ее нам никто разбирать не даст, а вот… кстати, есть и другой вариант.

— О чем ты?

— Я про Варшавскую дорогу. Ее ведь только Гатчины довели.

— И что? Все равно какие-то грузы, наверное, возят. А в Царское село только без… праздная публика катается!

— Это верно. Только Варшавскую дорогу с самого начала стали делать двухпутной. Если один путь снять, перемещению поездов это особо не помешает.

— А ведь и верно, — кивнул я, — сколько до Гатчины расстояния?

— Сорок две версты. Одна сажень, сколько я помню, весит около четырёх пудов. Стало быть, две нитки рельсов — это грубо 168 тысяч пудов кованого железа. С учетом неизбежных потерь при перековке… в общем, должно хватить, причем с запасом.

— А сколько надобно на один броненосец? — уточнил фон Шанц.

— Порядка шестисот тонн. [3] Или почти 38 тысяч пудов.

Увы, я так быстро считать, используя традиционные для России меры, так пока и не научился. Поэтому когда это делают умные люди, предпочитаю с многозначительным видом помалкивать, в надежде, что и сам сойду за такого. И лишь потом, оставшись один, быстренько перевожу в привычные тонны, килограммы и метры.

[1] В исторической реальности Чернявский в 1855 году был откомандирован из Николаева в Санкт-Петербург для постройки 125-пушечного корабля «Император Николай I» и 10 броненосных плавучих батарей. За успешное выполнение этих задач получил чин полковника.

[2] Колея Царскосельской железной дороги действительно изначально была целых шесть футов или 1829 мм. Затем она была уменьшена до общепринятых в России 1524 мм или 5 футов.

[3] Применяемые в кораблестроении английские тонны составляют 1016 кг.

Глава 10

Глядя на благообразную физиономию Шарля Пэно, было трудно представить, что этот безукоризненно воспитанный и вежливый господин является отчаянным авантюристом. Наверное, ему стоило родиться раньше, во времена религиозных войн или кардинала Ришелье. Чтобы драться на дуэлях, или скакать во весь опор за подвесками королевы, или даже пиратствовать под началом Жана Бара. Возможно, он неплохо вписался бы во времена революции или Первой империи, оказавшись на палубе рядом с Сюркуфом.

Увы, родившийся практически одновременно с первым годом нового века [1] Шарль Эжен впервые вышел в море только в 1815 году, сбежав для этой цели из дома и поступив юнгой на корабль, отправляющийся возвращать Мартинику Бурбонам. С тех пор он успел поучаствовать во многих военных и научных экспедициях, дослужиться сначала до капитана, а потом и до адмирала, но нигде не задерживался слишком надолго.

Жажда приключений и вера в собственную счастливую звезду даже не вела, а скорее тащила его навстречу судьбе. В прошлом году, во время несчастливой Балтийской кампании, он едва не угодил к русским в плен, но и это не могло остановить немолодого уже искателя приключений. Так что когда на следующий год ему предложили возглавить новый поход к русским берегам, Пэно ни секунды не сомневался.

Правда, перед самым отплытием его вызвал к себе министр и дал весьма противоречивые инструкции. С одной стороны, адмирал должен был поддержать пошатнувшуюся после недавних поражений честь Франции, а с другой, по возможности не рисковать вверенной ему эскадрой. В конце концов, боевых кораблей у Второй Империи не так уж и много, а вот враги есть и будут всегда. И вполне может статься, что главные из них вовсе не в заснеженных лесах дикой Скифии, а гораздо ближе. Буквально через пролив…

— Его величество будет весьма рад, если основные тяготы этого похода лягут на наших союзников, — с трудом справившись с кашлем, сформулировал, наконец, свою мысль Дюко. [2]

— Вам нездоровится? — вежливо поинтересовался адмирал.

— Благодарю, но беспокоиться не о чем.

— Должен ли я участвовать в сражениях?

— Надеюсь, до этого не дойдет, — дипломатично ответил высокопоставленный собеседник. — У островитян достаточно сил, чтобы решать свои проблемы самостоятельно.

Другого человека подобное напутствие, возможно, заставило бы немного придержать свой энтузиазм, но только не Пэно!

К тому же пока он добирался до Балтики, случилось еще два события. Во-первых, проклятый принц Константин в очередной раз заманил англичан в ловушку и, по меньшей мере, ополовинил их эскадру. А во-вторых, скоропостижно скончался передавший ему волю императора Дюко. А поскольку все инструкции были устными, а свидетелей разговора не имелось, Пэно решил, что его ничего не связывает. Тем более что положения имевшегося у него официального приказа позволяли весьма вольную трактовку.

В общем, адмирал решил, что настал его час, а победителей не судят. Именно поэтому он и настоял на рейде Легких сил, с которым хоть и нехотя, но согласились его британские коллеги. Но вот чего они точно не ожидали, так это того, что французский командующий решит лично возглавить экспедицию.

Свой флаг Пэно поднял на славящемся своим хорошим ходом корвете «дʼАссас» и, присоединив к нему шлюп «Эгле», хотел было отправиться в путь, когда англичане объявили, что не отпустят его одного, и добавили к нему «Тартар» и «Коссак». Француз не стал возражать, и вскоре корабли маленького отряда подняли паруса.

— Я все же не понимаю, какого черта мы это сделали? — вопросительно посмотрел на своего начальника Бейнс, проводив взглядом уходящих.

— Что вы имеете