Схизматрица Плюс - Брюс Стерлинг

Смахнув с Вериного лица мотылька, Линдсей прижался губами к ее губам. Пульсирующая жилка на шее замерла. Все. Конец.

– Вера, любимая моя, – прошептал он. – Ты все-таки…

Обхватив голову руками, он рухнул в траву. Боль утраты смешалась в нем с восхищением силой ее духа.

Вера решилась на то, о чем они часто беседовали – в Музее, ночами, в постели, после воровской близости. Самоубийство как средство борьбы. Последнее средство выражения протеста.

Черная бездна распахнулась перед внутренним взором Линдсея. Путь к свободе… Но неожиданно в душе взметнулась бурная волна любви к жизни.

– Что ж, любовь моя… Сейчас, подожди немного…

Он поднялся на колени. К нему, побелев лицом, уже спешил дядюшка.

– Этот твой поступок… Отвратительно! – выкрикнул старик.

Линдсей одним прыжком вскочил на ноги:

– Отойди! Не трогай!

Старик застыл над телом покойной, не сводя с нее выпученных глаз.

– Проклятый дурак!.. Она умерла! Ей было всего двадцать шесть!

Линдсей выдернул из рукава, собранного в тугие складки на локте и у запястья, грубо выкованный нож и приставил к своей груди.

– Во имя вечных человеческих ценностей… Во имя гуманизма… Выбираю по собственной свободной воле…

Старик схватил его за запястье. После короткой схватки нож выпал из руки Линдсея. Дядюшка поднял нож и положил в карман лабораторной рабочей куртки.

– А это, – прохрипел он, – нарушение закона. И за незаконное хранение оружия тебе придется отвечать.

– Хоть я и в ваших руках. – Ухмыльнулся Линдсей, – вы не сможете помешать мне умереть. А сейчас или чуть позже – какая, собственно, разница…

– Ф-фанатик, – с отвращением выплюнул дядюшка. – Выучили шейперы, нечего сказать… Республика оплатила твое обучение, а ты с его помощью сеешь разрушение и смерть!

– Она умерла человеком! Лучше вот так, в полете, чем – двести лет проволочной механической куклой!

Линдсей-старший отрешенно рассматривал мотыльков, усеявших тело мертвой.

– Вы обязательно ответите за это. И ты, и этот твой плебейский выскочка Константин.

Линдсей не верил своим ушам.

– Вы… Тупой механистский… Вы что, не видите, что и так уже нас убили?! Она была лучшей… Она была нашей Музой…

– Что это за насекомые? – спросил вдруг дядюшка.

Он разогнал мотыльков взмахом руки. Только тут Линдсей заметил на шее Веры золотой медальон. Он рванулся к мертвой, чтобы схватить украшение, но дядюшка перехватил его руку.

– Это мое, не тронь! – крикнул Линдсей.

Старик, вывернув руку Линдсея, пнул его два раза в живот. Линдсей рухнул на колени. Задыхаясь, дядюшка нагнулся за медальоном.

– Ты напал на меня, – потрясенно произнес он. – Это… насилие над личностью…

Он раскрыл медальон, и на пальцы его вытекла тягучая маслянистая капля.

– Нет записки? – удивился старик. – Что же это – духи?

Он понюхал пальцы. Линдсей, задохнувшись от тошнотворного запаха, упал наземь. Дядюшка вскрикнул.

Белые мотыльки тысячами накинулись на него, впиваясь в кожу, испачканную пахучей жидкостью.

Они облепили кричащего, размазывающего их по лицу старика.

Линдсей перекатился на живот и, поднявшись на четвереньки, отполз подальше. Дядюшка уже не кричал, он бился в траве, точно в припадке эпилепсии. Линдсей задрожал от ужаса.

Монитор на дядюшкином запястье засветился красным; старик замер. Мотыльки еще несколько минут продолжали терзать мертвое тело, затем поднялись в воздух и растворились в траве.

Линдсей, встав во весь рост, оглядел окрестности. По высокой траве к нему медленно шла жена.