84 грамма - Анастасия Андреевна Дашкевич

исчезнувшей задолго до того, как люди начали строить египетские пирамиды. Они тысячелетиями скользили по опустевшему спутнику Сатурна, смирившись со своей участью неизбежной кончины. Пока не появился мой корабль.

– Мы ведь можем существовать в мире? – спросил я дрожащим голосом и опять вскрикнул от нахлынувшей волны боли и ненависти.

Никакого мира. Им нужен новый дом – и Земля, кажется, устраивала их по всем параметрам. Но делить её с кем бы то ни было они не намерены.

Разве можно о чём-то договариваться с надоедливыми муравьями, снующими под ногами? А именно такими и были люди для этих бесплотных существ. Они бы и от меня избавились – я раздражал их излишней суетливостью – но, кажется, глубоко в моём подсознании всё же засела мысль о том, что именно я был капитаном корабля. Они не знали, что Роб управляет космолётом без меня, и боялись, что без пилота корабль не долетит до планеты.

…Я опять сидел в кресле, пристёгнутый ремнями, – хоть какое-то подобие нормальности. Невесомость порядком надоела. Я сидел, уткнувшись взглядом в одну точку бездонного космического мрака. Каждую секунду я приближался к Земле. А вместе со мной – четыре бесплотных духа, которые в скором времени намеревались стать хозяевами моей родной планеты.

– Алексей, как чувствуешь себя?

– Паршиво, Глеб, – глухо отозвался я.

– Может, всё-таки поговорим? У руководства к тебе много вопросов.

– Пока ещё я сам себе руководство. Ни одного начальника в радиусе полусотни миллионов километров. Неплохо, да?

– Неплохо, – устало согласился Гущин. Наверное, всё же беспокоится обо мне по-настоящему. Хочется верить. Мы ведь целую вечность знаем друг друга.

– Я как-то читал, что душа весит двадцать один грамм, представляешь?

– Душа?

– Да. Какой-то доктор проводил исследования. В момент смерти тело человека становится легче на двадцать один грамм.

– Лёша, – после паузы произнёс Гущин – и я прямо почувствовал, как он взвешивает каждое слово, чтобы не сказать чего-то лишнего, что может мне не понравиться. – Это не доказано. Никакого научного обоснования нет.

– Может, пока нет. А когда-нибудь появится.

– К чему вообще эти разговоры о душе?

– Помнишь про лишние восемьдесят четыре грамма?

– Да.

– Их четверо, Глеб. Четверо.

Решение пришло в один миг. Я будто очнулся от долгой спячки. Пальцы застучали по клавишам. Конечно, я не мог отключить Роба. Но мог задержать, выгадать для себя хотя бы пару лишних минут.

– Лёша, что ты делаешь?

Я отключил связь. Хватит разговоров. Пора действовать.

Отстегнул ремень и оттолкнулся. Когда на Земле поймут, что я задумал, они могут приказать бортовому компьютеру меня убить. Но меня сейчас больше заботит, что могут сделать тени с Титана, чтобы меня остановить.

Не думать. Не чувствовать. Никак не выдавать себя.

– Не везёт мне в смерти – повезёт в любви, – затянул я песню, смакуя каждое слово, не давая никакого шанса другим мыслям.

Я добрался до скафандра – он автономный, не зависит от Роба, и там есть приличный запас кислорода. Мне хватит.

Голова закружилась в тот самый момент, когда я влезал в скафандр. Вот вам и беспокойство о моём состоянии! Кажется, бортовой компьютер включил экстренную подачу кислорода. Подышишь таким какое-то время – уснёшь. А если воздух не станет нормальным, то и не проснёшься.

Хотя кислород – это отличная идея! Надо бы выпустить его ещё больше.

Да, на этом корабле всей автоматикой управляет Роб. Но конструкторы оставили возможность вручную влезть пилоту в любой отсек. Прекрасно, пришло время наконец-то показать, кто здесь капитан.

Изо всех сил я налёг на вентиль. С трудом, миллиметр за миллиметром он начал поддаваться. Я рассмеялся, представив вытянувшиеся лица сотрудников центрального управления полётами. «Зачем он хочет израсходовать весь кислород?» Скоро они поймут.

Динамики в моём скафандре взвыли. Закричали разными голосами, перекрикивая друг друга.

– Майор Суприн, выполняйте приказ!

– Алексей, успокойтесь, у вас стресс…

– Лёша, прекрати сейчас же!

Я сломал микрофон. Теперь не смогу сказать им ничего. И это хорошо, а то вдруг захотел бы объясниться напоследок. Только окончательно убедил бы всех в своём сумасшествии.

– Алексей, что ты творишь? Лёша! Остановись, ты слышишь меня? Лёша! – Гущин аж охрип от собственного крика.

Прости, Глеб. Я спасаю тебя. Всех вас.

– Лёша, я думаю, что в атмосфере Титана было какое-то химическое соединение, которое теперь вызывает у тебя галлюцинации. Ведь всё это началось после того, как ты покинул Титан!

Хорошее предположение, Гущин. Правдоподобное.

Только тёмные тени, что скользят сбоку, слишком уж явные.

Я чувствую их беспокойство. Они тоже хотят меня остановить. Кажется, герметичный скафандр не позволяет им дотянуться до моего разума. Повезло. Надо бы выразить благодарность создателям этого костюмчика.

Я пробираюсь к топливному отсеку. В атмосфере, обогащённой кислородом, горючие вещества становятся более опасными. Одной искры может хватить, чтобы «Восток Х» разлетелся на куски.

Что ж, это моя жертва. Жаль только, что меня будут считать сумасшедшим, а не героем.

Я повернулся к камере, помахал рукой и показал большой палец.

Полное фиаско.

***

– Глеб, не надо так себя корить. Я знаю, вы были друзьями, но… В общем, ты бы отдохнул.

– Конечно.

– Никто не узнает, что он сам взорвал корабль. Для всего мира майор Алексей Суприн – герой. И никак иначе.

Гущин кивнул и изобразил на лице подобие улыбки. Он проводил начальника взглядом и снова сел за компьютер.

Опять и опять Глеб просматривал видеоотчёты с «Востока Х». Вот Суприн оборачивается и с тревогой оглядывается. Вот он летает по кораблю, заглядывая буквально в каждую дырку. Вот обращается к невидимому собеседнику – и в следующее мгновение кричит, схватившись за голову. И вот – последнее – за две минуты до того, как связь с космолётом оборвалась, Лёша стоит перед камерой и машет рукой. Лица в шлеме не видно, но Глеб был уверен, что в эти минуты он улыбался.

– Стас, – Гущин позвал программиста и ткнул пальцем в видео на том самом моменте, когда космонавт, закричав, обхватил голову руками. – У нас есть возможность провести спектральный анализ? Данных хватает?

– Сейчас попробуем, – программист кивнул, пробежался пальцами по клавишам – и ахнул.

Глеб взглянул на монитор: разноцветным пятном на тёмном экране маячил Алексей, а вокруг него висели четыре бледно-розовых тени.