Завод: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

— На подпись, — сказала Машка, как-то вдруг странно пряча глаза и упершись взглядом пол, будто ей стоять тяжело.

— Ну давай, как внука отметим, так и подмахнем закорючку? Ну или завтра с утра черкану. Наперёд всегда выходи задом.

Машка, которая для многих была Марией Елисеевной, решительно подвинула ко мне документ.

— Сейчас, Валер, надо. Указание сверху… Савельич просил подписать срочно, ему тоже голову греют, — со вздохом проговорила Маша.

— Сверло мне в бок! Шо за спешка? Что наспех делается — недолго длится. — беззлобно проворчал я и документ взял. — Хе!.. Небось опять мне оклад «поднимают»? Ручка есть, Машунь?

— Глаза разуй, на столе лежит, на самом видном месте.

Обычного такого рода бумажки я подмахивал не глядя, а тут голос Машки насторожил меня, и взгляд уцепился за дату, будто срок какой-то обозначала: «до 15 сентября будущего года».

— А это что, Маш?

— Спросишь тоже, я будто читаю эти ваши приказы, — отмахнулась она, а сама снова смутилась и покраснела.

Губы поджала, а взгляд честный пытается изобразить. Брешет, значит. Во коза, она ведь точно так же отнекивалась, когда пропуск на прошлой неделе не давала, когда я на пять минут раньше положенного пришел. Мол, электроника, считывает все, кто куда пошел и куда вышел, а потом данные на стол начальника ложатся.

Я убрал руку с ручкой, занесенную для подписи. Вытер о робу масло с пальцев, взял документ и, достав из нагрудного кармана очки, повесил на нос. Понятно, чего Машка пунцовая и юлит. Оказывается, мне на подпись дали назначение из бессрочного контракта в срочный. Это что значит? Значит, что со мной подписывают договор сроком всего на год. Для чего?.. Ясен пень, как-никак я уже давно пенсионер, а вышвырнуть меня взашей, при наличии бессрочного трудового договора, не так просто — «золотой парашют» придется выплачивать и с трудовым законодательством объясняться. А тут контракт с конкретной датой, вышел срок — и гуляй, Вася, вернее, Валера. Можно и не продлять…

Китайские пассатижи! Знал я всю эту муру очень даже хорошо — потому что Борисыча из соседнего цеха как раз под такой мутный шумок «Александр Борисович, так надо, подмахните побыренькому» с завода под жопу мешалкой и выперли. Несмотря на все его ветеранские заслуги, кубки и оставленное на заводе здоровье. И главное, он-то подписал, а ему лапшу потом на уши вешали — мол, Борисыч, ты не дрейфь, все пучком будет, через год мы документы продлим. Как же, через год вместо нового контракта ему вручили обходной. Мол, любим, ценим, уважаем, но предприятие больше в ваших услугах не нуждается. Сам понимаешь, ты динозавр уже.

Это в советское время труженики, проработавшие на одном месте многие десятки лет, ценились и чествовались. А теперь в почёте другие ценности, и хромому поросёнку сиська возле письки.

— Это что выходит, Маха? Не нужен больше слесарь шестого разряда предприятию? — спросил я, гневно покусывая губу.

— Господи, Лютов, все эти бумажки, — всплеснула она руками, — формальность очередная! Сколько уже такого было! Забыл? Да не смотри ты на меня, как на контру… Я что сделаю, Валер? Велено всех пенсионеров на такую систему перевести. А у тебя, голубчик, пенсия уже как два месяца!

— А если я подписывать не хочу? — я приподнял кустистую бровь над дужкой очков.

— Не хотеть за забором будешь! — в каморку табельщицы вошел старший мастер. — Сказано подписать всем пенсионерам контракт, так будь добр.

— Эдик, — зыркнул я на вошедшего, — тебе подсказать, куда идти, или сам дорогу найдешь? Тебе надо, ты и подписывай…

Я решительно снял очки и вернул их обратно в нагрудный карман.

— Тебе уже о сырой земле думать надо, а не о контрактах, — старший мастер тут же от меня отвернулся, будто разговор окончен. На самом деле, он не хотел со мной связываться. Эдик вопросительно кивнул табельщице: — Кривошеев ушел уже? Зараза, мобилу не берет, а я не могу 78–90 детали найти.

— Здесь твой Кривошеев, еще не забирал пропуск, — откликнулась Мария Елисеевна, взглянув на ячейку для пропусков.

Я скрипнул зубами. Это что получается? Больше сорока лет жизни я заводу отдал, и чтобы вот так от меня избавлялись, как от бракованной детальки?

— Слышь! Эдик! Я хочу с Савельичем поговорить, — глухо произнёс я. — Если вы так вот разгонять начнете, кто же тогда работать будет? Кто опыт будет молодым передавать? Не боишься, что цех встанет?

— Ты, дядь Валер, тоже драмы-то не накручивай, — Эдик, не отвлекаясь от своих дел, взял со стола пачку подшитых технологий производственного процесса, начал что-то искать. — Маршрутка не попадалась?

Я заглянул старшему мастеру в глаза.

— Вижу, ты не допетриваешь, Эдик, в чем соль… Вот скоро тебя так выкинут, как пса, тогда посмотрим, — процедил я.

Мастер задумался. Сам по себе он был неплохим мужиком, а быть козлом его обязывала работа. Ответа не последовало, потому что из-за двери раздался грохот. Не просто грохот, а такой гром, что всё у нас под ногами вздрогнуло.

Твою дивизию, что там⁈

Мы с мастером в мгновение переглянулись и выскочили в цех. Там творилось нечто невообразимое — китайский станок ходил ходуном, только что не прыгал.

Оказалось, что Игореша, вернувшись с курилки, заметил приспособу, которую я принес, и решил меня не дожидаться — вроде как, раньше начнёшь, раньше закончишь. Вставил, запустил. Но что-то пошло не так! Выпучив глаза, он схватился за голову, с ужасом наблюдая, как ревет станок. Его вот-вот накроет или порвет.

— Отойди, дурень! — крикнул я, но тот из-за грохота не услышал.

Мастер, смекнув, что пахнет жареным, бросился за металлический защитный щит. Спрятался, сука… А кто пацана спасать будет? Я кинулся выключать станок.

— Да отойди же ты!

Я подскочил к застывшему от ужаса Игорьку,