Глубокая охота: Империя наносит ответный удар - Андрей Андреевич Уланов

отрывистые команды. Одна десятая поправки, одна с четвертью… винты точной наводки пришли в движение. На первый взгляд никаких изменений, но расшатанный перегрузками и отдачей ствол понемногу вставал на своё законное место в крыле. Примерно так же поставили на место и второй пулемёт винтовочного калибра, после чего настала очередь тяжёлых шестилинейных пулемётов.

— С найтовых и колодок машину снять, — приказала Газель. — Переместиться на вторую дистанцию пристрелки!

Самолёт отцепили и на руках покатили хвостом вперёд дальше к носу. Тяжёлую пару шестилинейных пулемётов у фюзеляжа на холодную пристреливали уже с трёхсот футов.

Действие повторилось. Газель всё так же посмотрела в дульный прицел и назвала отклонение. Её подруги повторили то же самое. За ними правильный ответ назвал вслух оружейник — и принялся за работу. Тяжёлые пулемёты времени потребовали чуть больше.

— Холодная пристрелка закончена, — подтвердил оружейник. — Машина готова к подаче на горячую.

— Машину с найтовых, колодок и домкрата снять, для горячей пристрелки на бакборт выкатить, — согласилась Газель. — Следующий борт готовить к постановке на позицию. Чётные номера остаются работать со второй машиной. Анна Тояма за главную. Нечётные за мной, на горячую.

Розовый самолёт уже катили дальше к носу. В этот раз его поставили носом к бакборту. Залязгали полированными боками патроны. Для горячей пристрелки в крылья укладывали по одной короткой секции вместо полной ленты.

— О-химе-сан? — оружейник протянул с крыла руку Газели.

— Да просто Газель, — смутилась та и забралась на крыло. — Поехали!

Грохнула короткая очередь. Тусклые дуги трассеров винтовочного калибра вытянулись над морем, сошлись и рассыпались двумя плетьми.

— Левый наружу косит? — неуверенно спросила Газель.

— Левый внешний, подтянуть один клик до корпуса, — подтвердил оружейник. Его помощник снова залязгал инструментами на винтах пулемёта.

— Контроль, — оружейник выбрался на крыло. Газель заняла своё штатное место в кабине самолёта и приникла к прицелу. Ещё одна короткая очередь унеслась в сторону океана. В этот раз огненные плети сошлись ровнёхонько.

— Зарядить внутреннюю пару, — затребовала Газель. — Повторяем.

Оружейники послушно уложили по секции ленты шестилинейных патронов.

— Готово! — отрывисто подтвердили с крыльев.

— Поехали! — Газель убедилась, что оружейники ушли на крыло и дала короткую очередь. — Есть схождение!

— Наблюдаем, — подтвердили с крыльев.

— Даю залп, — предупредила Газель. — Поехали!

В этот раз огненные дуги вполне заметно расходились в пути. Две более пологие, две покруче. Но обе исправно сошлись на тысяче футов в область меньше фюзеляжа самолёта диаметром. Окажись там имперский «фанерный ублюдок» — там бы ему и конец пришёл. Да и «кайсару», при всём его дополнительном бронировании, тоже наверняка бы поплохело.

— Есть полное схождение, — подтвердила Газель. — Спасибо! Работу принимаю! Машину к постановке на ангарную палубу приготовить. С нас чай!

От кормы уже катили следующий самолёт. Конвейер палубной сотни после скидки на первый испытательный заход и короткой учёбы отрядной головы неумолимо выходил на свои штатные обороты. В корме уже стояли в ряд три самолёта — два просто так, один в рабочем положении, в горизонт, хвостом на тележке для бомб.

Людей на палубе становилось всё больше и больше. Между ними деловито лавировала крохотная четырёхколёсная самолётовозка. В пустоте за ней торопливо двигалась журналистка Кривицкая с двумя фотоаппаратами сразу — маленьким, с ладонь, для съёмки людей навскидку, и здоровенным зеркальным чудовищем с буквально пушечного калибра объективом.

— Значит так, — сказал Такэда. — Сейчас, пока девчонки пусть работают, а потом отдельно прогонишь мне Пшешешенко. И будешь у неё стоять над душой, пока ей коробки электроспуска в крыле покажут. О результатах доложишь. Нытьё, буде таковое случится, запомнишь и процитируешь.

— Командир, ты ей что, отряд даёшь? — удивилась Газель. — Вы же, ну… в сложных отношениях.

— В рабочих мы с вашей кошкой болотной отношениях, о-химэ-доно, — съязвил Такэда. — Педагогический момент отработан. Звеньевой головой она у тебя пойдёт, в четвёрку воздушного прикрытия, Сама ответишь, почему так, или мне ещё одну лекцию закатить?

— Ну, она с Торпедой имперца завалила, — голосом бывшей отличницы, которой попался единственный плохо выученный билет, начала Газель. — И корректировка в том бою тоже ещё…

— Фэйл вам, патент-лейтенант, — фыркнул Такэда. — Жирный такой, красными чернилами. Прямо в табель. Она даже без всего этого вот на звено встать должна. Пока сохраняет боевой настрой. Если мы её передержим, закиснет и перегорит. И будет у нас вместо боевого пилота, ну да, хулиганки, ну да с плохой дисциплиной, но таки честной ночной туманницы A-ранга —бессмысленное недоразумение. Как моя полусотенная должна по идее сама такое понимать. Тем более, что это твои подруги.

— Да раньше как-то Рысь без этого вот обходилась, — Газель растерялась. — Командир, ты это серьёзно?

— А имперцы в тебя и остальных пилоток что, понарошку стреляют? — Такэда вздохнул. — Её нельзя держать в резерве, когда в подруг то и дело палят с целью убить. Сломается на первой же потере.

— А если в бою… — фраза Газели зависла без окончания.

— А в бою она будет там, — объяснил Такэда. — Без сомнений, могла ли она что-то изменить, будь на месте, или подруга сгорела над морем только потому, что злой я приземлил такую замечательную Рысь под ангарной палубой. И кидаться на меня и вас от беспомощности после вылета на активных ролях она тоже вряд ли станет.

— Вот как, — пробормотала Газель.

— К вашим золотым рефлексам, к сожалению, прилагаются такие же золотые рефлексии, — закончил пояснение Такэда. — И я тот человек, которому с этим всем нужно выполнять боевую задачу, беречь технику, людей — то есть вас — и судно. Четыре взаимоисключающие задачи, если я сейчас что-то недостаточно ясно излагаю.

— Хай, вакаримашта! — откликнулась Газель своим лучшим уставным голосом.

— Выдыхай, голова, — фыркнул Такэда. — Не в армии. И раз уж речь про армию зашла…

— Ну? — слегка настороженно откликнулась Газель.

— За что вы так бедную Тоню окрестили? — командир понизил голос. — Я не то, чтобы в уставном порядке интересуюсь, но всё же?

— Ну, Тоня же, — удивилась Газель. — Все так дразнят. Тоня-Торпеда.

— Забавно, — улыбнулся Такэда. — У нас по-всякому выдумывали прозвища, но как-то без вот такого вот.

— Так кто у вас про торпеды