Хроники Великих Магов. Абрамелин - Алексей Евгеньевич Аберемко

Погода в Шлеттштадте и окрестностях стояла тихая, безветренная. Падал редкий снег. Вообще, в этом году зима особо снегом не баловала, лишая ребятишек всех сословий бесплатных забав катания с горки, лепки из снега всяческих фигур и битвы в снежки. У крестьян, без снежного покрова на полях, могли померзнуть посадки. Хотя и мороза особого еще не было.

Генрих Крамер, паренёк, ещё не доросший до звания «молодой человек», сын местного менялы Отто Крамера, кутаясь в короткий овчинный кожушок, шёл по узкой улице в сторону площади перед ратушей. Улица была настолько узкой, что на ней с трудом разминулось бы три человека. Был праздничный день, народу на улицу вышло много, но скорости продвижения это никак не мешало. Во-первых, Генрих был весьма тщедушен и ростом не очень высок, во-вторых, все двигались в том же направлении, стремясь поглазеть на разыгрываемые праздничные представления.

На площади было людно. Приезжие актёры ставили ширму для кукольного театра. Местные мастеровые, заручившись одобрением городского совета, соорудили по периметру палатки и наскоро сколоченные из неструганых досок прилавки, покрытые полотном и украшенные цветными лентами. Продавались игрушки. Были даже такие, которые управлялись деревянными рычажками и верёвочками. Они двигались как живые, вызывая восторг у детворы и взрослых. После говений рождественского поста горожанам предлагались разнообразные угощения. Здесь были булочки, пирожки, вафли, политые сиропом, печёные в меду фрукты. Была одна палатка из дорогой крашеной ткани, где для особо состоятельных горожан продавали сладости, привезённые с востока: цукаты, лукум, пахлаву, халву и много того мысль о котором непроизвольно вызывает слюноотделение у любого европейского ребенка.

Отец друга Генриха, Жака, пекарь Жан Пьер Бодуан, держал лавку не где-нибудь, а в самом центре города, на улице святой Варвары Илипольской. Он специально к Рождеству придумал новый десерт: трубочки из теста набивал творогом, смешанным с фруктовым сиропом, и клал на лед. Несмотря на зиму, холодный десерт очень понравился горожанам. Трубочки так задорно хрустели на зубах, а сочетание холода и сладости вполне соответствовало духу Рождества.

Сын изобретателя сладких трубочек, Жак, тоже не был в тени невнимания. Сегодня блистала вся мужская часть семьи. Жака народным голосованием выбрали Рождественским епископом. На его крупное, вскормленное выпечкой тело надели самодельную далматику2 из крашеной ткани. На голову мальчика водрузили тиару3 из того же материала и выпустили а таком виде на подмостки, специально сооружённые для праздничных выступлений циркачей и комедиантов.

Настоящая Рождественская месса состоит из двух частей. Первая из них – Месса оглашенных читается для всех пришедших на мессу. Потом остаются люди крещённые, и начинается Месса верных. Это было заведено со времен зарождения христианства, когда в церковь мог прийти каждый. В просвещённом пятнадцатом веке в Священной Римской империи в церковь ходили люди только крещёные, но названия месс такими и остались.

Жак с очень важным видом начал Мессу оглашённых. За его спиной стояли еще трое мальчиков, помладше. Они нестройным хором спели «Господи, помилуй!»4, затем «Слава в вышних богу!»5.

Когда Рождественский епископ начал читать проповедь, Генриха кто-то сильно толкнул в спину. Он повернулся, готовясь обругать обидчика. За спиной стоял и улыбался во весь рот, полный на зависть ровных зубов Маркус, еще один друг Генриха.

Они были одногодки, но различались и ростом, и статью. Маркус, сын скобяных дел мастера, Доминика Бёлера, с детства помогал отцу в кузне и в лавке и был высоким и широкоплечим. Одевался он всегда модно и нравился девушкам. Вот и сейчас он был в пурпурном вамсе6, на голове – зеленый шаперон7, на ногах – башмаки с модными длинными носами. Парень был добр, но любил подшучивать над окружающими. Этим самым окружающим шутки казались грубыми, но учитывая силу Маркуса, это были их проблемы.

Мальчишки познакомились в счётной школе, куда их отправили родители, чтобы позднее научить вести семейные дела. Счётная школа была организована при латинской школе ордена Доминиканцев. В последней готовили особ духовного звания, и все уроки преподавались исключительно на латинском языке. В счётную школу каждый горожанин за умеренную плату мог отдать своего отпрыска, дабы тот постиг основы арифметики, мог писать на немецком языке, худо-бедно понимать латынь и французский язык. В качестве дополнения, раз в неделю, старый монах, брат Юлиан, преподавал историю Священной Римской империи. Среди нудных повествований про Пап и бесконечных епископов случались и захватывающие внимание мальчиков истории крестовых походов, войн и сражений.

Обучение в школе длилось три года. Учились здесь дети мастеровых. В прогрессивном пятнадцатом веке без грамоты вести свое дело было трудно. Обычно в счётную школу отдавали мальчиков лет четырех-пяти, так как в семь лет учиться было некогда, нужно уже было в полную силу работать в мастерской, либо в лавке. Девочек не брали, считая, что их разума должно хватать только на кухню, детей и молитв Богу, остальное – дела мужские. Случались переростки, которых отдали в школу в более позднем возрасте, когда глава семьи осознавал, что без грамотного помощника трудно, либо только теперь собрал достаточно средств для обучения. Такими переростками и были наши друзья Генрих, Жак и Маркус.

Сначала в школе подростки не замечали друг друга. Точнее, старались не замечать настолько, насколько их можно было не замечать среди малышни, как трёх гусей среди уток. Над пятилетками уже начинавшие вытягиваться фигуры торчали как три пугала над скошенным полем. Простые сверстники из ремесленных кварталов насмехались над школярами, всячески пыталясь их поддеть.

Как-то раз, возвращаясь из школы по переулку, Генрих стал свидетелем того, как четверо подростков из Кожевенного квартала поймали Жака. Они толкали сына пекаря один другому как тряпичную куклу:

– Что, жиробас, на папиных кренделях отъелся?

– В школе учишься, как ловчее простой народ обдирать?

– А давайте, с него штаны снимем, пусть по всему городу своими булками светит.

Мальчишки начали претворять свою идею в жизнь. Генрих сначала спрятался за угол дома и уже хотел убежать. Младший Крамер не отличался смелостью. Нельзя сказать, что он был законченным трусом. Нет, наверное, можно и нужно так сказать. Однако голова у мальчика работала очень быстро, обрисовывая будущие страхи, которые наступят, если не победить нынешний. И когда ещё не наступивший страх был страшнее, теперешний переставал быть страшным. В эти моменты откуда-то изнутри приходили такие силы и возможности, о которых Крамер и не подозревал.