Крушитель - Харитон Байконурович Мамбурин

на подопечных, кончился смертями. Многочисленными смертями и бегством уличных бойцов за рубеж. Потом, когда силы самообороны начали буквально зачищать страну от распоясавших бандитов, быстро потерявших первоначальную цель в своем возмущении, уже весь мир содрогнулся, узнав о том, сколько человек у нас погибло, приняв искусственное Снадобье.

Да, договор между Спящим Лисом и Темным миром был исполнен, огромные партии Снадобья, приготовленные для того, чтобы буквально лишить Японию молодежи, всего лишь убили четырнадцать тысяч человек. Всего лишь. То, что принимали его не добровольно, послужило еще одним фактором краха «надевших черное» в глазах человечества. Краха уже не позорного, не как террористов, злоумышленников, жуликов и воров, а краха естественного. Снадобья начали бояться. Везде.

Поверженные Старые рода, чьи члены все плотнее увязают в междоусобицах, слухи об отравленном Снадобье, общие впечатления, оставленные широко разошедшимся посмертным видео Ивао Хаттори, да и просто взрыв ядерной бомбы… всё это нанесло глубокую, почти смертельную рану уличным бойцам, как подвиду человечества. Рану, от которой они вряд ли когда-нибудь оправятся.

Зато Япония, как государство, сохранилось целиком и полностью, пускай даже разговоры о программе клонирования теперь звучат с телеэкранов в позитивном ключе. Это сущая мелочь, смешная цена по сравнению с будущим, ожидавшим эту страну. А теперь я, при поддержке некоторых сил, занимаюсь реабилитацией уличных бойцов как вида. Даже получается.

— А это еще кто? — поинтересовался инспектор, увидев ожидающую нас на перроне парочку. Рядом с Маной, моей женой, стоял худенький подросток, на вид ничем не отличающийся от обычного японского школьника. Глаза парня были наполнены апатией.

— Нори Сибуяма, — представил я инспектору молчащего паренька, — Он «сломанный», в самом начале падения. Я пытаюсь остановить процесс.

— Зарегистрирован? — тут же проявил бдительность Сакаки.

— Еще нет. Мы займемся этим в Токио. Я могу ожидать вашей помощи в этом деле?

— Какой именно? — насторожился неплохо уже меня знающий старик.

— У него сейчас нет ничего, кроме имени, — пояснил я, подходя к жене, — Ни документов, ни места жительства, ни регистрации. Я подобрал его на улице и пытаюсь спасти. Нужно всё.

— Кирью… — сморщенное лицо нашего сопровождающего исказилось в недоверии. Я лишь пожал плечами.

Нам было некуда друг от друга деваться, и Сакаки Эйчиро это прекрасно понимал. По сути, я только что потребовал от Специального Комитета создать «бумажного человека», и тот пойдет мне навстречу в такой малости, совсем не спрашивая мнения старшего инспектора. А сам он, полностью понимая, что ради таких нюансов в нашем взаимодействии я и отвернулся ранее от нуждавшегося во мне коллектива СК, будет тихо ругаться в спину, но всё сделает.

Беда японцев не в том, что они не мыслят себя вне коллектива, а в том, что они не хотят мыслить и о окружающих. Зашоренность, благотворно сказывающаяся на фокусе, но за счет кругозора.

Путь до Токио оказался неощутим. Сакаки, будучи весьма опытным в делах Специального Комитета (и не только), имел при себе документы с описанием проектов, в которых мне требовалось принять участие. Также у него были несколько чистовых и черновых сценариев с выступлениями, в которых содержались акценты, которые мне надо будет сделать на публичных выступлениях. Некоторые нужно было переработать в соответствие с ожиданиями других интересантов и спонсоров, от некоторых пришлось отказаться, а один забраковать вообще.

— Я не буду вести переговоры с теми, кто занял вашу собственность, Сакаки-сан. Это нарушители закона, их нужно вышвырнуть с территории арен. С помощью полиции, если уж на то пошло. Либо…

— Ты не понимаешь, Кирью-кун. Они сами готовы уйти, но хотят сделать это публично. Хотят, чтобы СК официально признал, что то, чем занимаются «надевшие черное» — не спорт и к спорту не имеет никакого отношения. Ты, как представитель Комитета и… сам понимаешь кого, находишься в идеальной позиции, чтобы закончить этот конфликт.

— В этом я с вами согласен, но, Сакаки-сан, не далее, как неделю назад я сам в телестудии, под камерами, высказал свою точку зрения, что бои «надевших черное» ничем не отличаются от опасного, но спорта. Если вы считаете, что я уроню собственное лицо в угоду… да кому угодно, то глубоко ошибаетесь. Ищите иной выход из ситуации.

— Кирью…

— Еще раз напомню про то, что я богат, Сакаки-сан. Я могу уехать из страны на любое время. В любое время. Прекратите смотреть на меня как на капризного исполнителя и начинайте — как на полноправного партнера Комитета. Именно так указано в договоре, подписанном Икивашири Дайсуке.

— Можно мне? — пока Сакаки пыхтел, пытаясь отформатировать свое мировоззрение, Мана протянула руку к уже осмотренным нами договорам и проектам.

— Да, конечно, — передвинул я ей папку, поясняя для удивившегося инспектора, — Мана работает моим продюсером. Решающее слово в любом проекте, получившем мое одобрение — за ней.

Старик вздохнул, горестно закатывая глаза. Кажется, он сдался окончательно. Это позволило мне на какое-то время отрешиться от реальности, чтобы проанализировать всё, что произошло за последние четыре месяца, пока мы прохлаждались на севере острова. Точнее, якобы на севере.

«Серые люди» пришли за нами на третий день. Корректные, внимательные, равнодушные. Их не смутила ни Мана, ни наличие в моем номере бездыханного, но полного энергии тела Ганса Аффаузи, не смутила даже разумная панда, тут же высунувшаяся в коридор на чужой запах. Пангао они сделали какое-то отдельное предложение, после которого волосатый негодяй попросту куда-то испарился, а нас троих… забрали в космос.

Там, на околоземной орбите, и летала вокруг земли наблюдательная станция эрзац-расы кистомеи, инопланетной цивилизации, достаточно продвинутой, чтобы знать о параллельных мирах. Ну… или наблюдать сотни тысяч лет за другой расой.

Кистомеи оказались удивительными существами, причем, вовсе не с точки зрения физиологии, а в ментальном плане. Их не интересовало «что», результат для них был лишь точкой отсчета. Они хотели знать «как». В случае этой Земли, их интересовало только Ки. Сами они были его лишены, более того — не могли воспроизвести. Вот насчет последнего как раз и стоит упомянуть о физиологии.

Нельзя сказать, что я многое узнал из их лаконичных ответов, но представители расы, выглядящие точь-в-точь как любой homo sapiens, вовсе не маскировались под нас, а были изначально выделены такими под этот проект. То есть, грубо говоря, у кистомеи не было общего физиологического, генетического и анатомического однообразия, они производили специалистов под определенную занятость. Высокоспециализированные особи направления «изучение Ки» выглядели, функционировали, рождались и умирали в точности как люди.