Самайн у ведьмы пограничья - Уоллис Кинни

В «Ворону и крону» заходит пожилая пара, Ребекка отвлекается от меня и весело их приветствует, а я ускользаю в заднюю часть магазина. Прохожу мимо мыла, свечей, мазей и конфет, а также мимо более специфических товаров: у дальней стены стоят благовония, кристаллы и средства от бесплодия.

– Джинни, – обращается Ребекка к своей дочери-подростку, которая сидит за одним из столиков в глубине зала. – Сдвинь вещи и пусти тетю Кейт.

Джинни, обладательница таких же непокорных вьющихся черных волос, как и все ведьмы рода Беннет, поднимает взгляд от книги.

– Привет, Кейт, – говорит она, убирая со стола свою школьную сумку, различные книги и десятки письменных принадлежностей. И спрашивает, когда я сажусь: – Что ты думаешь о прозе Мэлори?

– Еще не дошла до нее, – честно отвечаю я, ставя на стол пустую корзину и кожаный рюкзак.

Джинни буквально излучает чисто подростковое неодобрение. Она одолжила мне «Смерть Артура» четыре дня назад. Джинни уже два года практикует книжную магию, ей достаточно просто подержать том в руках, чтобы узнать его содержание, и она никак не может понять, почему кому-то требуется больше полудня, чтобы дочитать роман. Похоже, даже я не получу от нее снисхождения, хотя в ее томе артурианских легенд более восьмисот страниц.

– Ладно, а к Хеллоуину закончишь? – довольно резко спрашивает она. – А то у меня подруга просит.

«Подруга просит» – любимое оправдание Джинни. Даже когда я присматривала за ней в детстве, она терпеть не могла делиться игрушками.

– Конечно, – киваю я.

Все равно планов на следующую неделю мало, авось да что-то получится.

Я сажусь за стол рядом с ней и достаю из рюкзака свой «Травник». Выуживаю из кармана перьевую ручку темно-синего стекла с выгравированными на корпусе звездами – подарок моей сестры Селесты. Снимаю колпачок – и «Травник» открывается сам по себе.

Джинни с легкой завистью смотрит поверх своего романа на мою книгу заклинаний в кожаном переплете.

– Бабушка все никак мне такую не сделает, – жалуется она, поняв, что я поймала ее взгляд.

– Знаю, и мне очень жаль, – отвечаю я.

Уинифред создает все книги заклинаний для женщин Атлантического ключа. Пропитанный ее метамагией гримуар подстраивается под потребности той ведьмы, которой принадлежит. Это наши дневники, справочники и записи о магической практике. Однако для книжных ведьм Уинифред отказывается делать гримуары, и это правило она не нарушила даже ради собственной внучки.

– Твоя бабушка как-то рассказывала мне, что у книжных ведьм есть дурная привычка использовать зачарованную бумагу для написания романов, которые они так никогда и не заканчивают, лишь бесконечно редактируют, пока страницы не потемнеют от переизбытка чернил.

– Не понимаю, почему я должна отвечать за чужие ошибки, – хмыкает Джинни.

Я бросаю многозначительный взгляд на ее руки. Судя по испачканным чернилами пальцам, она ночи напролет проводит за писаниной на любых чистых листах, которые только может найти. Джинни хмурится и убирает руку под стол, подальше от моего взгляда.

– Неважно, – бормочет она.

Прикусив губу, чтобы скрыть улыбку, я снова обращаюсь к «Травнику». Его коричневый кожаный переплет с большим тисненым, отражающимся в пруду кленом выглядит совершенно новым, как и тогда, когда я только получила книгу на свой двенадцатый день рождения. Даже спустя столько времени, после десятков кухонных казусов, она все еще пахнет как любимое кресло моего отца. Единственный признак изменений – толщина.

«Страницы добавляются по мере необходимости», – сказала мне однажды мама, когда я забеспокоилась, что мне не хватит места. Я как раз сравнивала свой «Травник», на тот момент новый и тонкий, с ее книгой рецептов, которая казалась неподъемной для моих детских рук.

«Травник» листается сам собой, пока не открывается на нужной мне странице. Мой список ежедневных дел:

Утренняя рутина (одеться, покормить Мерлина и т. д.).

Вычесать М.

Доставить линимент и свертки в «Ворону и крону».

Четырехчасовая смена в «В и к».

Внести запись в ежедневник.

Вечерняя рутина (по часу чтения, рукоделия, вязания крючком и траволечения).

Приготовить завтрак (запарить овсянку с корицей и фруктами).

Составить список дел на завтра.

Вычеркнув несколько уже выполненных дел, я приписываю в конце: «Подстричь прутья метлы».

Джинни недолго листает свою книгу, но вскоре вновь смотрит на меня.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Ты не устала? – тихо интересуется она.

– От чего?

Я откладываю ручку и поднимаю взгляд, на время отвлекшись от «Травника».

– От скуки. Каждый день один и тот же список. Собрать ингредиенты, приехать сюда на смену, вернуться в свой коттедж. В одиночку. Никогда не покидать Ипсвич, никого толком не видеть. Разве это не утомительно?

А подростки не зря славятся своей грубой честностью.

Я отвечаю не сразу: рядом с нашим столиком клиентка перебирает колоды Таро, и это дает мне несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Несмотря на прямоту вопроса, тон Джинни не жесток. Последние несколько месяцев она грустит, мечтая о романтизированной версии далекой и интересной жизни. Вопрос больше относится к ней, чем ко мне.

– Я не нахожу это утомительным, – отвечаю я. – Сбор ингредиентов, создание товаров для магазина – все это часть моего ремесла. Это все равно что спросить тебя, устаешь ли ты когда-нибудь от чтения.

Я дружелюбно улыбаюсь ей.

Джинни качает головой, бросая на меня нерешительный, но вызывающий взгляд.

– Но я выбрала свое ремесло, Кейт.

Вот оно. То, что отличает меня от всех остальных ведьм Атлантического ключа.

– Технически я тоже, – говорю я, вертя в руках стеклянную ручку. – Когда мне было тринадцать, ковен собрался на опушке Ипсвичского леса, и я объявила о своем ремесле перед старейшинами. Так же, как и ты.

Воспоминания о том дне останутся со мной навсегда. Сочувственные перешептывания, сопровождавшие нас, пока мы все шли вниз по холму от поместья Гудвин. Пристальные взгляды членов ковена, от которых хотелось съежиться. Я чувствовала неодобрение леса, как деревья нависали над нами, видя во мне самозванку – девушку, только изображавшую ведьму.

– Но почему ты его выбрала? – спрашивает Джинни. Она не первая ведьма, кто задает этот вопрос, и не первая, из чьих уст он звучит одновременно как интерес и обвинение.

Почему я подыграла капризу матери? Почему, в конце концов, не решила следовать традициям ковена? К сожалению, если отвечу, сведу на нет попытку сдружиться с ней.

– Моя мать мне велела, – честно говорю я, неловко прочищая горло, когда глаза Джинни расширяются.

Сначала я сопротивлялась. Хотела убежать в лес в знак протеста, пока мне не позволят сделать собственный выбор. Но при первых же признаках неповиновения мама мягко, но настойчиво взяла меня за руку и приложила ее к кленовому дереву, обозначавшему границу леса.

– Делай, как я велела, Геката, – прошептала она мне на ухо. Так как мать была старейшиной Атлантического ключа, ее прямой наказ полнился магией предков, его нельзя было обойти без риска навлечь на себя гнев ковена.

Я повиновалась. Не желая того и не будучи готовой, выбрала путь, предписанный матерью.

– Но в любом случае, – говорю я Джинни, – хорошо, что она так поступила. Я очень подхожу к требованиям своего ремесла.

Именно по этой причине, несмотря на все мои сомнения по поводу участия в ритуале Уинифред Беннет, я с нетерпением жду своего Сдерживания. После стольких лет мне наконец предоставят выбор.

Джинни неуверенно поджимает губы.

– И что, тебе не одиноко? – настаивает она.

– У меня есть Мерлин, – напоминаю я, на что Джинни лишь закатывает глаза. – Да, я одинока. Такова участь ведьмы пограничья – существовать на границе событий и явлений, никогда полностью с ними не сливаясь. Но это не страшно. Я могу побыть наедине со своими мыслями.

Не совсем так. С тех пор как прошлым летом умерла мать, я стала чаще посещать «Ворону и крону». Иначе могла бы днями не разговаривать с другими людьми. В такой длительной изоляции слишком легко остро ощутить пустоту, которую оставил после себя уход матери.

– Но разве не было такого человека, с кем молчать стало бы уютнее? Того, с кем бы ты хотела поселиться?

Я поднимаю бровь