Захваченное поперечное сечение - Майлз Джон Брейер

Хиги рассмеялся отчаянным смехом, еще больше убедившим остальных присутствующих в том, что он опасный маньяк.

— Это как бросать должников в тюрьму, — едко усмехнулся Хиги. — Какие у них будут шансы вернуть долги? Сделаете еще один шаг, и я вышвырну вас троих в неизведанное гиперпространство.

Они перепугались, сами не зная чего. Хиги объяснил им, что хочет выйти в гиперпространство и найти Шейлу. Но он хочет привязать к себе веревку, закрепленную на этом конце. И он хотел, чтобы здесь, на этом конце, был кто-то, кто был бы дружелюбно настроен к нему, и мог бы всё контролировать. Он позвонил по телефону, чтобы попросить веревку и вызвать двух своих студентов. Полицейские наблюдали за происходящим, не зная, что делать. Профессор согласился, скорее из страха, как человек под дулом пистолета, чем потому, что видел в этом смысл.

Веревка была доставлена, прибыли два студента, Эдкинс и Бимер. Они помогли ему надёжно закрепить её, обмотав вокруг плеч, талии и бёдер. Свободная часть веревки длиной в несколько сотен футов была свернута на полу, а второй её конец — привязан к бетонному столбу. Студенты с изумлением уставились на нечто извивающееся в холщовом мешке.

— Я расскажу вам об этом позже, — пояснил Хиги. — Все стрелки и шкалы настроены. Все, что вам нужно сделать, это нажать на этот переключатель и сразу же дернуть его обратно. Эдкинс, ты сделаешь это, а Бимер пусть следит за веревкой. Когда я подам сигнал, дернув её шесть раз, ты, Эдкинс, снова поступишь с переключателем таким же образом.

На этом приготовления закончились. Не говоря больше ни слова, Эдкинс нажал на переключатель. Вновь раздался тот же треск, мгновенно затихший и почти тут же сошедший на нет, как будто удалившись на значительное на расстоянии. На мгновение возникло ощущение движения, хотя на самом деле ничего не двигалось.

Хиги исчез. Свободный конец веревки, которой его обвязали, валялся на полу. Это было, безусловно, потрясающее зрелище. Профессор наблюдал за всем этим с каким-то отсутствующим выражением на лице, как будто твердая почва внезапно ушла у него из-под ног. Ему пришло в голову, что, возможно, Шейла действительно исчезла именно таким образом.

Бимер поднял конец веревки. Это был не конец, он только выглядел таковым. Веревка оказалась сильно натянута и вскоре начала скользить у него в руках, и петля за петлёй разматываясь из бухты на полу и исчезая в воздухе. На какое-то время её движение приостановилось, а затем она продолжила разматываться.

Полицейские непонимающе уставились в пустоту. Они не могли понять, что произошло. Человек, которого они должны были арестовать, внезапно исчез. Они удивлённо обменялись друг с другом односложными словами. Но их удивление не шло ни в какое сравнение с удивлением профессора Мазерса. В отличие от него, они не понимали всей грандиозности происходящего. Увиденное перевернуло все его внутренние убеждения. Он посидел немного, а затем нервно зашагал по огромной комнате.

Профессор подошел и посмотрел на веревку. Затем он посмотрел на холщовый мешок. Мешок лежал спокойно, как будто его содержимое исчезло. Он ощупал его и обнаружил, что в нем лежат три мягких предмета размером с бейсбольный мяч. Он отшатнулся назад и отскочил от него. Время казалось бесконечным. Он все ждал и ждал.

Кроме редкого обмена фразами между полицейскими или коротких восклицаний Эдкинса или Бимера, никаких разговоров не было. Бимер внимательно следил за веревкой. Расхаживавший из угла в угол профессор создавал напряженную атмосферу, вызывая нервозность у всех присутствующих. Затем, по прошествии, как показалось, нескольких часов, хотя на самом деле прошло меньше часа, веревка шесть раз коротко дернулась. Эдкинс щелкнул переключателем, и в сопровождении треска и вибрации из ниоткуда на пол вывалился Хиги, весь опутанный веревочными петлями.

Он выглядел запыхавшимся, изможденным, в глазах читалось безумие. Мгновение он лежал на полу, тяжело дыша. Затем вскочил и принялся яростно оглядываться по сторонам. Казалось, он внезапно осознал, где находится. На его лице появилось выражение облегчения; он глубоко вздохнул и сел на пол. Хиги выглядел измученным; его одежда была в беспорядке, местами порвана и покрыта пылью.

Пятеро людей смотрели на него в немом изумлении, он переводил взгляд с одного на другого; прошло много времени, прежде чем он заговорил.

— Рад снова оказаться здесь. Я с трудом могу поверить, что я действительно вернулся. Я больше туда не сунусь.

— Что с Шейлой? Где она? — спросил профессор.

Хиги отшатнулся, словно от внезапного, мощного удара. И снова погрузился в глубокую депрессию. Сначала он, казалось, был рад своему возвращению. Очевидно, какое-то время он не думал о Шейле.

— Позвольте мне рассказать вам обо всём, — медленно начал он и замолчал. Казалось, он просто не знал, как продолжить. — То есть, если я смогу. Я даже не знаю, как про такое рассказывать. Я знаю, каково это — сойти с ума.

— Я услышал, как щелкнул переключатель после того, как я подал сигнал Эдкинсу. Потом у меня появились ощущения похожие на те, что можно испытать в тронувшемся лифте, и все. Пока я не огляделся.

— Я сидел на чем-то, что выглядело как камень или бетон. Недалеко от меня находился бочкообразный кусок плоти, опоясанный двумя ремнями, точно такой, каким я видел его в лаборатории. А затем ряд фигур, уходящих в тусклую голубую даль. Те, что были поближе, казались сделанными из бетона. Все вы слышали, как я часто высмеивал безумные, кубистские и футуристские рисунки на обложках книг и обоях. Ну, оказалось, что они приятны и гармоничны по сравнению с головокружительными, иззубренными углами, неправильными, зигзагообразными формами с пиками и уклонами, и всем остальным, что лишено смысла и логики, всем кроме перспективы. Перспектива по-прежнему была правильной. Просто длинный прямой ряд, уходящий вдаль. Что это могло быть, я не имел ни малейшего представления. Однако постепенно я пришел к определённым выводам.

— Поскольку я — трехмерный организм, я, разумеется, мог воспринимать только три измерения. Даже находясь в гиперпространстве, я мог видеть только три измерения. Следовательно, то, что я видел, должно было быть пространственными сечениями каких-то сооружений. Я не мог видеть сооружения целиком, а только их поперечные сечения, образованные определенным набором координат, в которых я находился. Теперь мне приходит в голову, что, поскольку эта похожая на бочонок штука выглядела для меня там точно так же, как и здесь, в комнате, я, должно быть,