Девичник в космосе - Виктория Серебрянская

хохотнула. Что это сегодня на Стейна нашло? Так соскучился? Он никогда ничего подобного между нами не допускал, признавая одну-единственную позу в сексе: мужчина сзади. Первое время меня это раздражало. Хотелось видеть лицо своего мужчины, его глаза в ту минуту, когда он погружался в мое тело. Но постепенно я привыкла, ведь во всем остальном мы совпадали практически идеально. Так стоило ли капризничать? Я научилась закрывать глаза и представлять лицо Стейна в те мгновения, когда мы соединялись, его удовольствие от того, как его член властно проникал в мое тело, заполнял собой всю меня.

Я непроизвольно вцепилась ногтями в простыни, почему-то оказавшиеся слишком толстыми и грубыми, чем привычное мне постельное белье, когда головка скользнула к входу во влагалище и на мгновение там замерла. Будто Стейн заколебался: продолжать или нет? Готова ли я его принять или стоит продолжить прелюдию?

Я невольно захныкала:

— Сте-е-ейн…

Да он надо мной издевается! Наказывает за что-то! Я три месяца просидела в клетке, не зная, где он и что с ним происходит! А теперь, когда мы, наконец, встретились, он раздразнил меня, возбудил и…

Сердце в груди вдруг замерло, сжавшись в комочек. Три месяца?.. Клетка?.. В тот же миг беспощадная реальность обрушила мне на голову целую бочку ледяной воды понимания. Возбуждение схлынуло, будто его и не было, а я резко распахнула глаза и… В эту же самую секунду мужской член проник в меня, а я встретилась взглядом с сиреневыми глазами… Шрама!

Один удар сердца, и я понимаю, что никакого Стейна не было и в помине! Все это время я была с головорезом, который потребовал меня в уплату своих услуг. Это он ласкал и возбуждал меня. Это в его странные сиреневые с серебристо-зеркальным треугольным зрачком глаза я смотрела сейчас!

Заниматься сексом со Шрамом? Вот уж чего я точно не хочу! Накатило такое отвращение на себя и свои реакции, что меня затошнило. Тело сжалось в попытке избавиться от ненавистных прикосновений. Вот только кто б меня отпустил! Руки, еще недавно нежно оглаживавшие мои бедра, сжались тисками, удерживая меня на месте. Я охнула от боли. А мужчина, нахмурившись и слегка ослабив хватку, вдруг хрипло велел:

— Расслабься! И боли не будет!

Вместо этого я сжалась еще больше. Почти как пружина на взводе. Малодушно понадеялась, что он меня сейчас отпустит. Но вместо этого наемник начал двигаться во мне. А у меня из глаз брызнули слезы. Стоило ли три месяца сидеть в клетке, чтобы все равно оказаться изнасилованной? Пусть и не совсем с применением физической силы. Суть от этого все равно не меняется.

Шрам, глядя на меня, нахмурился. Отпустил мою ногу, которую удерживал правой рукой, поднес руку к лицу, медленно и чувственно лизнул большой палец. А потом нащупал им клитор и…

Спустя несколько неловких минут возбуждение не только вернулось, но и усилилось стократно. Этот мерзавец определенно знал, как нужно обращаться с женским телом. И как бы я этого ни хотела избежать, в конце концов, меня опрокинул самый сокрушительный оргазм в моей недолгой жизни…

…Из опиумного дурмана послеоргазменной неги меня вырвал какой-то резкий подозрительный свист, больно ударивший по ушам. Я вяло дернулась. И это ленивое неловкое движение оказалось единственным, на которое было способно мое тело. Ни встать, ни перевернуться, ни открыть глаза. Словно мне вкололи парализатор, не только лишающий возможности управлять своим телом, но и притупляющий чувства и ощущения. Когда-то я уже испробовала действие этой гадости на себе. Потом сутки не могла прийти в норму. Так что ощущения были знакомы.

Следом за свистом раздалась целая серия стремительных сухих щелчков. Будто кто-то яростно барабанил по допотопной компьютерной клавиатуре. Такая была у меня дома, на Земле. Еще до поступления в Академию. Тогда я еще не понимала, насколько удобнее передовые технологии. Но за время обучения и последующей работе в Арганадале, сердце Звездного Альянса, от такого отвыкла. Виртуальная клавиатура не издает таких ужасающих звуков.

Я все еще силилась заставить голову работать, когда надо мной вдруг раздался хриплый и до ужаса, до отвращения знакомый голос:

— Пришла в себя? Открывай глаза!

В голосе не было ни капли злости или агрессии, но не повиноваться я не смогла. Послушно распахнула глаза и уставилась в лицо Шрама. Кстати, почему его так величали, было любопытно, ведь лицо у мужчины, равно как и все обнаженное тело, было чистым, без единой отметины.

Дождавшись, пока я сфокусирую на нем более-менее осмысленный взгляд, он вдруг взял меня за левую руку. Спустя пару секунд с обреченным щелчком у меня на запястье защелкнулся довольно широкий, наверное, больше двух моих пальцев по ширине, браслет. Я тупо уставилась на странное украшение. Шрам прокомментировал:

— Если попытаешься что-то сделать с собой, я об этом мгновенно узнаю, — безэмоционально сообщил он мне, слегка встряхнув в воздухе моей кистью. — И тогда, во-первых, ты получишь укол парализатора, — меня передернуло от отвращения, — во-вторых, я тебя накажу. Поняла?

Я с ненавистью уставилась в странные сиреневые глаза мужчины:

— Как? Изнасилуешь? Ты это уже сделал!

Лиловый оттенок глаз Шрама потемнел. А сами глаза словно превратились в напильник — с кровью сдирали с меня кожу слой за слоем.

— Ты еще не знаешь, что такое насилие. И поверь мне, тебе не понравится. Ни насилие, ни наказание. — Он на мгновение отвернулся, чтобы что-то взять со стола. А я только сейчас обратила внимание на то, в каком тесном и захламленном помещении мы находимся. — Вон там, — вновь заговорил Шрам, привлекая мое внимание и световым лучом указывая направление, — находится санблок. Душ есть и с водой. Но ее лучше беречь. Впрочем, если не будешь долго отмокать, можешь мыться под водой. — Луч переместился на соседнюю стену в угол. Шрам пояснил: — Пищевой автомат. Если не найдешь ничего знакомого, то в левом нижнем углу встроен пищевой анализатор. Можно ввести расу и даже пищевые привычки, он подскажет, что лучше взять.

Шрам отпустил мою руку, кисть безвольно упала на койку. А мужчина молча отошел в изножье ложа. Сознание все еще было заторможенным, и только в этот момент я поняла, что назвать корабельной койкой то, на чем я очнулась, не смог бы даже безумец. Это был настоящий плац. Сексодром, застеленный грубой серой тканью. Не имеющий ни спинки, ни подушек. А ведь мы находились на корабле. Что-что, а это я знала точно. За три месяца, проведенных в клетке, где больше нечем было заняться, кроме как спать, есть, испражняться и