Кощей - Ринат Тактарин

Пришло понимание, что иконка с таймером активна, то есть на неё можно нажать и по сценарию того бреда, что я прочёл, меня отправят отбывать наказание.

Всё хуже, чем казалось в начале, они что-то там у меня повредили и теперь…

Машина сбавила скорость, через несколько секунд и вовсе остановилась. Водитель заглушил двигатель и с хрустом выжал ручник. Хлопнули двери, закрыв глаза и притаившись, я слушал, как вставили ключ в замок багажника. Крышка открылась, резко пахнуло хвоей.

— Глянь, не сдох ещё? Башка-то разбита.

Пока кто-то проверял у меня пульс, я старался дышать ровно, изображая человека без сознания. Послышался шум двигателя, на подходе была ещё одна машина, возможно, даже не одна.

— Жив, — вынесли вердикт хриплым голосом.

— Посмотрите, какая рана, его надо перевязать, — сердобольная дамочка не унималась.

— Да отвали ты, сестра *** милосердия, всё равно он до утра не доживёт, сейчас наши подтянуться устроим ему Варфоломееву ночку. Хватай за ноги, Тимоха, я за руки возьмусь.

Меня выдернули из багажника без какого-либо почтения, как тушу барана, бросили на землю, пнули как следует по бедру. Я с трудом сдержался от выкрика, хорошо, что лежал мордой в траву, точно бы гримасу заметили.

— Худой вроде, а тяжёлый. Куда его? — хлопнула дверца багажника.

К старости мы все тяжелеем, — не к месту пришла мысль. Мне бы орать благим матом и пощады просить, а я о костях тяжёлых думаю.

— Да вон, в сарай давай, к столбу привяжем. Пусть пару часиков отдохнёт, как оклемается, так и займёмся. Ох, чую, Перцев оторвётся, бухать-то ему теперь не с кем.

Меня схватили за ноги и тупо поволокли по стриженой траве, прямо так, мордой вниз. К ломоте в теле добавилось ещё одно страдание, вначале было терпимо, затем лицо начало саднить. Повезло, что сарай оказался недалеко, точно бы стёрся.

Ещё один неприятный момент возник, когда невидимый для меня мучитель перетаскивал через довольно высокий порог. Я зацепился челюстью, тот дёрнул грязно матюгнувшись, зубы с хрустом клацнули, невольно вырвался стон.

— Больно, сука? Это только начало, щас кореш Шиши подтянется, душу из тебя по капле станет выцеживать, — пообещал мучитель.

Я принялся изображать полубессознательное состояние, открывал и закрывал глаза, старательно подвывая, одновременно осматривая обстановку. Ничего примечательного не нашёл. Мучитель же, виденный мною ранее крепкий бородатый мужик, деловито снял с настенного крюка цепь, вновь дёрнул меня за ногу, намереваясь пристегнуть.

Не знаю, что в этот момент произошло, смелость проснулась или отчаянье… По сути, я на бойню попал, и своими ногами отсюда уже не выйду, вот и саданул что есть силы свободной ногой, целя в пах. Бородач, похоже, чего-то подобного ожидал, успел подставить руку. Да неудачно так, я услышал хруст, кисть сломалась в запястье.

Внимание, защитник! Вы использовали возможности защитника.

Действие: Защита.

Вердикт: Невиновен.

— А-а-а, гнида! — его глаза налились кровью.

Немаленькая туша прыгнула на меня, прилетело ногой в многострадальную челюсть, короткая вспышка боли, и я вновь погрузился в темноту.

Глава 2

— Игнаша? Игнаша-а⁈ — незнакомый мужской голос выдернул меня из небытия. Несмотря на приторную мягкость, было в нём что-то неприятное.

Я открыл глаза и тут же их захлопнул, застонав. Ярчайший луч света, словно ксеноновый прожектор во тьме, принёс мучений не меньше, чем удар в челюсть. Впрочем, она быстренько о себе напомнила, заныли зубы, сама кость, кровоточащий язык. Не заботясь о том, как это выглядит со стороны, я сплюнул тягучую слюну, звякнула цепь. Я понял, куда её нацепили, стоило дёрнуться вперёд — как собаке, на шею.

— Ну-ну, Игнаша, это отвратительно! Фу таким быть, открой-ка глазки… открой, говорю, — в мягком голоске зазвенел металл.

— Пошёл ты, изврат долбанный! Прибей уже, зарежь, застрели, хрен ты от меня чего добьёшься, — я настолько обозлился, что плюнул на последствия, будь что будет. Смерть так смерть, она уже не казалось чем-то жутким.

— Ошибаешься, Игнаша, я покажу тебе, как бывает. Смерть нужно заслужить, долго, мучительно… — судя по голосу, будущий палач упивался своей властью. — Добро пожаловать в мир боли, Игнаша!

* * *

Я орал, плакал, умолял… Перцев, а новым мучителем оказался именно он, знал толк в истязаниях. Я готов был на что угодно, а желательно на быструю смерть, лишь бы он прекратил пытку. Но Перцеву нужна была только пытка, мстил он или получал удовольствие, а может, и всё вместе с какой-нибудь третьей причиной, я не имел понятия. На такие вопросы он не отвечал, а пытка становилась ещё более изощрённой.

В конце концов, Перцев устал и решил сделать перерыв.

— Ты молодец, Игнаша. Не ожидал такой стойкости, сразу видно советское воспитание, — на полном серьёзе проговорил Перцев.

Я лежал на спине, истекая кровью, мне было плевать на его слова, лишь бы свалил.

— Пойду скормлю твои ногти курочкам, любят они их, потом ножками твоими займёмся. У нас с тобой много времени, Игнаша. Да, кстати, если голоден, то можешь подкрепиться, — я услышал, как рядом что-то упало, зашуршав пакетом. — Все мы люди, Игнаша.

Истязатель ушёл, а я провалился в беспамятство, но ненадолго, не больше получаса. Одна из странностей, что произошла со мной за последние несколько часов — я знал, сколько прошло времени. Вторая удивила ещё больше…

Был у меня один неудачный момент в жизни, можно сказать, мелкая травма. Работал с канцелярским ножом, да потерял бдительность. Как известно, когда режешь на себя, нужно быть аккуратным. Я зачищал двужильный кабель от оплётки, нож сорвался и в буквальном смысле отсоединил ноготь от большого пальца левой руки.

Ох, я тогда поорал, поматерился, думал, ничего больнее в жизни не испытывал. Оказалось нет, бывает намного хуже.

Я поднял свои руки, те уже почти не тряслись и даже не кровоточили, несмотря на то что на пальцах больше не было ногтей. Этот садист отковырял все, не спеша, ножичком, плоскогубцами, а я даже внешности его не разглядел, потому что мощный фонарь постоянно светил лицо.

И вот она, вторая странность — боль быстро отступала, чувствовал я себя вполне сносно, лишь ясность мышления и злость. Звякнув цепью, что опоясывала меня, словно дворового пса, принял сидячее положение. С улицы