Казак из будущего. Нужен нам берег турецкий! - Анатолий Спесивцев

Пролежав несколько часов без сознания, Одарка к вечеру пришла в себя и заговорила. Вполне связно и осознанно. Она, еще нетвердо встав на ноги, даже стала беспокоиться о собственной внешности и одежде. Попросила миску с водой, чтоб глянуть на свое отражение и умыться, стала сокрушаться, что все на ней грязно и затерто. При осторожной попытке расспрашивать, что она помнит, немного поплакала-попричитала о погибших деточках, о своей разнесчастной судьбинушке. Очень удивилась, что оказалась в Азове, потеряв сознание в родном селе на Полтавщине. Путешествие в ногайском чамбуле, а потом и казацком таборе помнила очень смутно, как и жизнь в Азове до «пробуждения». При попытке вспомнить подробности у нее заболела голова, посему сеанс воспоминаний прервали, женщину накормили и уложили спать. Одарка вернулась в реальный мир, а у легкомысленно вылечившего ее попаданца добавилось проблем. И нешуточных, недетских, хотя и связанных частично с детьми.

* * *

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Эту истину Аркадий узнал на собственной шкуре еще в младших классах школы. Однако, вероятно, по слабости характера и наличию некоторой толики интеллигентщины, попавшей к нему от родителей, напарывался на неприятности от своих добрых дел все снова и снова. В этот раз он попал по-крупному.

Первым звоночком послужила беседа с азовским атаманом Петровым. Встреча была рядовой и деловой, но, неожиданно для попаданца, начал ее атаман не с проблем созревания селитры или накопления золы от сгоревшего каменного угля.

– Говорят, ты женщину от безумия излечил?

– Ну… можно и так сказать, – с нескрываемой гордостью ответил попаданец. Не имея серьезных знаний по медицине вообще, тем более – по психологии, вытащить человека из пучины безумия было, по любым меркам, достижением нерядовым.

– Тогда, может, и мне поможешь? У моей сестры старший сын… с детства… не совсем… в разуме. Заговаривается…

Рассказ об ущербности собственного племянника давался знаменитому атаману тяжело. Видно было, что для него это по-настоящему больной вопрос.

«Упс! епрст!!! Приплыли. Черт меня дернул связываться с этой бабой! Теперь придется выкручиваться. Мне только славы великого лекаря не хватает для полного счастья».

– Если с детства, то, скорее всего, это шизофрения. Или, может быть, паранойя. Я в них не разбираюсь, так что даже не смогу определить. Он не буйный?

– Нет, что ты! Обычный на вид ребятенок. Ласковый, послушный, только вот…

Аркадий, видя, как переживает Осип, помолчал, собираясь с духом:

– Видишь ли… то, что тихий и ласковый, это как раз и плохо. Наверное, я ведь не специалист, он шизофреник. А эта болезнь и у нас, там, в будущем, считалась неизлечимой.

Попаданец развел руками, дополняя жестом словесный ответ.

– Постой! Как это неизлечимая?!! Он же на вид почти такой же, как и обыкновенные мальчишки. А та баба была совсем… пришибленная, не говорила, ничего не соображала. Сам же говорил – не покормишь, умрет с голоду. А Егорка и говорить умеет, и чистоту блюдет. Ему бы мозги чуть-чуть подправить, и, глядишь, из него ого какой казак вышел бы. Статью в отца растет, а тот немногим меньше сажени ростом был.

«Точно влип. Капитальнейшим образом. И как же ему объяснить, чтобы понял?»

– Эээ… нелегко объяснить, но попробую.

– Да уж, будь добр! – В голосе атамана прорезалась сталь, что в дружеском разговоре было ОЧЕНЬ плохим признаком.

– Ну… представь себе лодку. Плыла, плыла и перевернулась. Но не утонула, воздух под днищем сохранился. Плавает вверх дном. Представил?

– При чем здесь лодка?!

– Объяснить просил?

– Ну, просил.

– Тогда, пожалуйста, слушай внимательно и отвечай, когда тебя спрашивают! – В бандитском сообществе принцип «Лучшая защита – нападение» действовал особенно четко. Мямлей здесь не любили и не уважали, поэтому Аркадий не стеснялся при спорах и прикрикнуть, тщательно «фильтруя базар». – Представил, спрашиваю?

– Ну… представил.

– Перевернуть лодку обратно, дном вниз, можно?

– Да почему бы и нет?

– И плавать на этой лодке дальше тоже можно будет?

– Если дно не пробито, то… – пожал крепкими плечами в голубом бархате атаман.

– То есть – можно?

– Да!

– Вот голова у той бабы такой перевернутой от горя лодкой и была. На вид страшно, но, если знать как, исправить можно. Мне просто повезло, читал я о таком случае в книге. Вспомнил и решил попробовать. А вдруг что получится? Ну и получилось. Видно, и Бог над несчастной сжалился.

Аркадий перевел дух, вытер пот со лба и продолжил:

– А теперь представь, что рядом с перевернутой лодкой кораблик плавает. Ладный, изукрашенный, узорами разрисованный. Да вот беда, при строительстве кто-то забыл про рулевое весло. Нету его совсем. И носа острого, чтоб разрезать волну, тоже нету. Да парусов втрое менее на корабле, чем ему для плавания надобно. Представил?

– Да, – кивнул Петров. Лицо у него потемнело, будто он за время разговора успел загореть. – Представил.

– Ну, досочку какую-то туда умудрились вместо кормового весла приткнуть, только не то что шторма, и легкой волны та досочка не вынесет, сломается.

Аркадий прервал свое объяснение, налил в большую чарку из стоявшего на столе кувшина квасу и осушил ее. Потом еще раз вытер пот со лба – объяснение давалось ему нелегко. Меньше всего ему хотелось испортить отношения с таким влиятельным на Дону человеком. Значит, из шкуры выпрыгивай, но внятно объясни.

– Эх, если бы поправить мозги можно было так же легко, как перестроить корабль! Они Господом нашим в тысячу тысяч раз сложнее устроены. Тихих сумасшедших, как я помню, и в наше время лечить не умели. Даже самые наилучшие доктора, в смысле, лекари, по заболеваниям головы. Я там не с одним таким тихим дурачком встречался. Буйных-то в особых заведениях держат, чтоб они невзначай кого не убили.

Аркадий махнул рукой и налил еще себе квасу. Оба посидели молча. Потом Осип поднял на собеседника тяжелый взгляд:

– Понял я, Москаль. Ежели Господь судил ему сумасшедшим быть, не в силах человеческих это изменить. Против Бога не попрешь, его не переборешь.

Атаман взял другой кувшин, с вином, и щедро плеснул себе и собеседнику. Они молча, не чокаясь, выпили.

Осип Петров действительно понял бессилие попаданца перед страшной болезнью. И позже ни разу не дал повода заподозрить его в затаенной обиде. Однако не все были такими умными. Этот разговор стал первым звоночком разраставшейся как снежный ком славы великого исцелителя Москаля-чародея.