Фактор жизни - Джон Мини

Нулапейрон, 3405 год н. э.

Левая рука сильно болела.

Том то просыпался, то вновь засыпал. Во сне он видел танцующую и бессердечно смеющуюся мать; видел голодного Парадокса с выступающими ребрами, не похожего на прежнего игривого котенка; видел труп отца, кружащийся в Воронке Смерти. Он чувствовал руку, но ее не существовало на самом деле. Лишь боль напоминала о ней.

— …проснулся наконец? — услышал он, когда проснулся в очередной раз.

Тома захлестнула волна изнеможения, он не мог даже пошевелиться.

— Я спрашиваю, ты проснулся?.. — повторил Жак, заглядывая через черную мембрану.

— Хорошо, хорошо, — пробормотал Том.

— К тебе посетитель. — Жак исчез из виду.

Том перекатился на левый бок. Он остро чувствовал каждую клеточку несуществующей руки. А если бы она существовала, то была бы сейчас одновременно и на простыне, и на полу. Едва ему удалось сесть, как вошел маэстро да Сильва.

— Доброе утро! Я могу сесть?

— Э-э-э… — сказал Том.

— Воздушную подушку, — приказал учитель фехтования.

Тут же из черной стены выскользнула и повисла в воздухе подушка в форме ромба. Том заморгал.

— Доброе утро, — выговорил он наконец, прочистил горло и повторил: — Доброе утро, маэстро.

Маэстро да Сильва сел на подушку и скрестил ноги.

— Этот акцент… Ты из владения герцога Казнхова?

— Нет, я отсюда. Из этого владения, но… — Том опустил взгляд вниз, на пол.

— Понятно. На сколько страт ниже ты был?

— Я точно не знаю.

Помолчали, глядя друг на друга. Затем, словно рассуждая вслух, маэстро сказал:

— Иногда, когда противник применяет слишком сложную стратегию атаки, можно использовать это в своих интересах.

— Гм… наверно.

— Но ведь ты не спортсмен. — Это был скорее не вопрос, а утверждение. При этом маэстро смотрел не на Тома, а в сторону, будто стеснялся слабости собеседника. — Что тебя интересует?

— Поэзия, сэр. — У Тома пересохло во рту. — И математика… А также языки.

— Хм. — Маэстро указал на ампутированную руку Тома. — Раз ты здесь, значит, наказание за проступок было весьма умеренным. Плохие оценки или что-то вроде этого.

Том кивнул. Тэту в настоящее время приходилось пахать сверхурочно, чтобы исправить двенадцать плохих оценок, которые он заработал, пролив суп на одну из знатных племянниц леди Даринии.

— Тебя предупреждали, чем это может кончиться?

— Да, сэр.

Использование имплантантов никем не контролировалось. Никто даже не заметил, что Том избавился от него. Власть имущим было наплевать на количество рук у слуги.

Если бы Том попытался удалить свою клипсу-идентификатор, все было бы по-другому. В охранных системах дворца сработала бы сигнализация. Соответствующие службы проследили бы за ним, а потом бы его задержали.

— Тебе не кажется, что такая система сознательно провоцирует на совершение дурных поступков? То же касается и очков за заслуги… — Маэстро да Сильва встал. — Ну ладно, всего хорошего.

Парящая подушка отплыла в сторону. Маэстро, не оглянувшись, шагнул через мембрану. А Том смотрел, как стена поглощает подушку.

— Ну? — Вошел Жак. — Чего он хотел? Том покачал головой:

— Без понятия.

* * *

— Ранг: лорд без владения. — Младший управляющий запрашивал информацию по дисплею, зажегшемуся над его запястьем. — Имя: Кордувен д’Оврезон.

Том кивнул, когда перед ним появилась топографическая триконка. Ее проецировала щеголеватая полоска на его рубашке.

— Мне кажется, у джентльмена проблема с гардеробом, — продолжил младший управляющий.

— Я разберусь с ней.

Выйдя из кухонного комплекса, Том коснулся тускло светящейся стены и прошептал:

— Это правильно? Третья страта, правая спираль, двенадцатая комната? Имя гостя — д’Оврезон?

По стене в знак подтверждения прошла рябь.

— Э-э, спасибо. — Том благодарно похлопал по стене. Его мысли вдруг запрыгали с одного на другое. Д’Оврезон?!

Пока он добрался до нужной части страты, несуществующая левая рука сильно разболелась. Он мог бы попросить, чтобы дворец ускорил его путешествие — ведь когда молодой лорд Авернон оказался в беде, пол в коридоре превратился в самую настоящую движущуюся ленту… А поздно ночью, когда Том возвращал на кухню матричное лезвие, дворец заставил его уйти сквозь пол коридора на более низкую страту, обладавшую тем же статусом. Дворец был сложно устроен, и существовало множество уловок, чтобы избежать ночного патруля…

Но ни о чем просить Том не стал. Во время длинной дороги была возможность поразмышлять.

Он замедлил шаг.

Мысли его обратились к самому себе. Он думал об извлечении имплантанта и о работе, о том, почему пришел на помощь лорду Авернону и почему сделал это не сразу. И о многом другом…

Но как только юноша остановился перед внешней мембраной покоев лорда д’Оврезона, в его душе подобно сильно натянутой струне завибрировала ненависть.