Барин-Шабарин 5 - Денис Старый

— А-то как же! — с видом кота, наевшегося сметаны, разглаживая густую бороду, отвечал купец. — Это им, подлецам, только за радость. Сопьются же, стервецы.

— Не успеют, если вы уже послезавтра уезжаете, — усмехнулся я.

Для распространения екатеринославского алкоголя я решил использовать приём, который в иной реальности помог производителю коньяка купцу Шустову.

Завтра люди купца Солдатенкова, а также и некоторые из моих бойцов, будут ходить целый день по кабакам и даже ресторанам Петербурга. Задача будет у них простая, но хитрая. Они станут требовать, вплоть до истерик, выкрикивая, что лучшего в жизни своей не пили, Екатеринославское хлебное вино и настойки. Естественно, что подобных напитков в заведениях общественного питания не найдётся. И уже через день всем тем кабакам и ресторанам, где побывают наши с купцом люди, возможно, даже где были устроены скандалы, отправится управляющий, который будет предлагать взять на реализацию екатеринославский алкоголь.

У Шустова получилось пристрастить публику к своим коньякам. Рассчитываю, что это получится и мне. Пока мы уже год пробуем распространять хорошего качества алкогольные напитки в Москве и Петербурге. Процесс идёт ни шатко, ни валко, так что будем ускорять.

— И всё же гложат меня сомнения, Алексей Петрович. Из всех тканей, что мы собрали, можно пошить как бы не сто тысяч солдатских мундиров. А в армии свои поставщики, туда не пустят, — последовала очередная порция скепсиса от Солдатенкова.

Я уже устал говорить, что всё будет хорошо, поэтому промолчал, игнорируя тревоги купца, вчитываясь в те бумаги, которые он привёз. Из подсознания я восстановил информацию, что Россия на конец Крымской войны готовила трехсоттысячную группировку войск. Долго готовила, преступно долго. Если бы эта армия успела сформироваться до момента падения Севастополя, история точно пошла бы другим путем.

Ведь не только русские силы были измотаны в Крыму, но и французы с англичанами и сардинцами устали. Мало того, что у них боевых потерь было немало, так санитарными еще больше. И как сложилась бы ситуация, если триста тысяч русского войска пришло в Крым. Шапками-балаклавками закидали бы, скинули интервентов в море.

Тогда уже были набраны рекруты в формирующиеся полки, произошел досрочный выпуск молодых офицеров, полгода или больше все они учились воевать. Но острой проблемой стало экипировать и вооружить такую массу солдат. Да, там были ещё проблемы с офицерскими кадрами, но в этом я Отечеству не помощник.

А вот предоставить в нужный момент часть вооружения, а также экипировку для почти ста тысяч солдат и офицеров — это в моих силах. Да, переживания Кузьмы Солдатенкова не беспочвенны. Даже, зная о том, что война будет, что она и при всех моих стараниях окажется нелёгкой, если не катастрофичной для русской армии, уверенность в том, что удастся сбыть, прежде всего, шерстяные и льняные ткани, не было.

— Не будем, все же пока шить мундиры. Я попробую с началом войны что-нибудь сделать. Пойду на поклон к императору, если особая нужда будет. Но мы продадим ткани и солдатскую утварь. Нет… — я задумался. — У меня уже есть задумки, как раздобыть денег, я работаю над этим. Вашу долю выдам. Не стоит переживать, нужно дело делать.

Стук в дверь прервал нашу работу.

— Кого это нелёгкая принесла? — возмутился я, открывая свои серебряные часы.

Время было очень позднее. Половина второго ночи.

— Войдите! — повелел я.

Скромно, лишь чуть просунув в дверь свою, наделёнными сединами, голову, показался управляющий домом.

— Господин Шабарин, к вам в гости, — неумело скрывая своё удивление, сообщил управляющий.

— Ну вот, Алексей Петрович, мои слова да Богу в уши. По полудню приеду к вам, продолжим работу, — с явным облегчением сказал Кузьма Терентьевич Солдатенков. — Не буду мешать.

— Лишь только в два чала по полудню я освобожусь, вряд ли раньше. Но вы можете приехать и раньше, если иных дел не будет. И прошу… Не увлекайтесь «Екатринославкой», пока мы все не рассчитаем и обо всем не договоримся. Я буду на встрече у его светлости князя Воронцова, и не знаю, когда освобожусь. Потому-то и хотел этой ночью закончить нашу с вами работу, — сказал я, будучи уже всеми мыслями о том, кто же ко мне ночью мог пожаловать.

И вроде бы первый раз в Петербурге, и никому своё общество не навязываю, в друзья не набиваюсь. И всё равно сплошные приёмы и посещения.

— Я проведу вас, — сказал я, поправил свой мундир пока еще статского советника, вслед за купцом вышел из комнаты.

Новый мундир я уже заказал тут, в Петербурге, в дорогом и модном ателье. Вспомнилось, как я вчера днем заехал.

— Бонжур, мсье, чем могу служить? — спросила меня милая мадмуазель на входе даже не в ателье, по местным меркам, это был целый дом моды. — Вы с дамой? Не желаете взглянуть на новую коллекцию женской одежды от знаменитого ателье из Парижа. Называется «Ля Франсе».

Стоит ли говорить о том, что я чуть не поперхнулся, услышав такое? Девушка поспешила извиниться передо мной, посчитав, что я унизился ее предложением посмотреть женскую одежду.

— А откуда вы поставили одежду? — спросил тогда я.

— Из Франции, вестимо, мсье, — уже тоном оскорбленной дамочки, сказала сотрудница ателье.

— Из Екатеринослава? — не унимался я. — Ну, это город в пригороде Парижа.

— Изволите шутить, мсье? — спросила девушка.

И тогда я потребовал провести меня к коллекции. Да, бирки наши, а еще…

— Вот, милая барышня, обратите внимание, что тут написано. Это и есть настоящий производитель, — я указывал на вышитую на подоле надпись «Две Лизы». — Это фабрика моя и моей жены. И, да, мы работаем совместно с французскими фабриками «Ля Франсе» и «Ля Пари».

Стоит ли говорить о том, что мне не поверили? Но скоро вышел и хозяин ателье и мы с ним поговорили. Скоро, я так думаю, фабрика в Екатеринославе может начать покорять Петербург.

— Господин Шабарин? — усмехаясь сказал купец Солдатенков.

Все же захмелел купчина, смущает… Нет, не меня. А, анафемой мне по горбу, Анну Владимировну Шварц.

— Всего доброго, господин Солдатенков, — с нажимом сказал я, выпроваживая своего гостя.

— Я ошеломлен, сударыня, — сказал я, будучи действительно шокированным.

— Я не могла иначе. Вы же сами сказали, что уже