Путь к вершине - Оксана Кас

У панели уже сидел их звукорежиссёр, Ли Джунхён. С Роуном он почти всегда молчал, но с Пэгун был весьма разговорчив, даже шутил. Он же и включил для Хару готовый трек — как раз закончили работу над звуком.

Хару действительно нравилась эта песня. Она звучала как будто нетипично для поп-музыки, но при этом было в ней что-то цепляющее, прилипчивое.

— Что скажешь о песне в целом? — спросила Пэгун, когда Хару снял наушники.

— Мне нравится, — осторожно ответил Хару. — Она непривычно звучит, структура для поп-музыки немного нетипична, но в ней все равно есть что-то…

— Попсовое? — с улыбкой подсказала Пэгун.

Хару кивнул.

— Это экспериментальный трек, — сказала Пэгун. — Мы, в любом случае, выпустим похожий в следующем альбоме, но его основная цель — проверить реакцию слушателей, молодежи. Ты бы слушал такую песню?

Хару немного виновато улыбнулся:

— Я бы слушал, но… я не самый хороший представитель современной молодежи. Я практически не слушаю поп-музыку…

Пэгун улыбнулась:

— Ничего. Поп-музыка, если это качественная поп-музыка, не знает границ. Поэтому и является частью масс-культуры — она универсальна. Ты можешь быть суровым рокером, а потом внезапно понять, что зависим от песни про бабочек в животе и сам себя ненавидишь за эту зависимость.

Хару хихикнул, понимая, о чем говорит Пэгун. Есть у попсовых мелодий такая особенность: иногда они просто становятся частью твоей жизни, и ты не можешь от них отделаться, даже если тебе такое не нравится.

— Я хочу, чтобы ты послушал песню еще разок, только уже внимательнее, — внезапно сказала Пэгун. — Джунхён, детка, пусти Хару к монитору, научи перематывать в программе.

Хару подъехал к монитору, Джунхён показал, куда можно нажимать, чтобы перемещать бегунок воспроизведения, ничего при этом не испортив.

Хару все еще не понимал, чего это к нему пристали с подобным, но спорить не стал. Идеальный айдол же… Он включил воспроизведение и начал внимательно слушать. Вообще, ему все нравилось. Он ведь не профессионал, мало что понимал. Но в какой-то момент воспроизведения услышал странный звук — как будто кто-то цокает, так еще дети изображают цоканье лошадки.

— А что это за странный звук? — спросил он, снова включая нужный момент.

— Это моя подпись, — объяснила Пэгун, — У многих музыкальных продюсеров есть такие. Кто-то добавляет определенные звуки, кто-то называет имя.

Хару кивнул. Он слышал о подобном, просто раньше не обращал внимания. Честно говоря, он так и не нашел моментов, которые ему казались бы странными. Песня была идеальной. Как минимум — на его дилетантский… слух, о чем он и сказал Пэгун. Та же попросила Джунхёна включить второй вариант этой же песни.

— Поймешь, в чем разница? — спросила Пэгун.

Песню включили снова. Сначала казалось, что почти никаких изменений нет, но потом…

— Тональность последнего припева искусственно понизили и в бридж добавили вокальную подложку — ответил Хару.

— Ты занимался сольфеджио? — спросила Пэгун.

Хару на секунду растерялся. В вокальном кружке давали самые основы, в агентстве те же основы, только подробнее. Хару это давалось легко, потому что он это уже проходил в прошлой жизни, когда ходил в музыкальную школу. И что отвечать? Решив, что лучше сейчас сказать правду, а врать потом, он ответил:

— Да.

Он уже подозревал, почему Пэгун заинтересовалась этой темой.

На сольфеджио в вокальных кружках учат читать ноты с листа — то есть петь без прослушивания образца. Нередко это единственное, чему там учат. Но для учеников музыкальных школ сольфеджио — это… кошмар. Главная причина ненависти детей — это диктанты, когда учитель играет, а ты должен в тетради записать все ноты. В классе Антона все ненавидели сольфеджио. Антон, в принципе, не особо любил музыкалку, но музыкальные диктанты он однозначно писал лучше, чем диктанты по русскому языку. Не сказать, что определение нот давалось ему легко, но это точно не было мучением, как для некоторых других.

Практически все музыканты имеют развитый относительный слух — как раз ему и обучают на уроках сольфеджио. Это не врожденная способность, а навык. Ты помнишь, как звучат ноты и разница между ними, поэтому можешь музыку записывать на бумаге. Таким навыком обладал и Антон. Но есть понятие абсолютного слуха. Это уже, скорее, способность, которую можно усилить тренировками. Люди с абсолютным слухом — редкость. Упрощая до максимума. Хороший относительный слух позволяет определять ноты в сравнении, для лучшего понимания нужно сыграть мелодию несколько раз, в уме музыкант рассуждает — какая там тональность, какие ноты, какие интервалы. Это похоже на разгадывание кроссворда. Человек с абсолютным слухом, в теории, ничего не разгадывает. Он просто знает, что это ре-мажор, и всё тут. Так, по крайней мере, когда-то объяснили Антону.

И первые месяцы в теле Хару его чуткий слух казался просто чутким слухом. Но занятия вокалом и танцами рождали некоторые сомнения. Чем больше Хару репетировал, тем отчетливее понимал — что-то с ним не так. Это ненормально, настолько чутко реагировать на фальшь, настолько точно улавливать ритм. Он же по звуку шагов понимает, если кто-то в танце ошибку делает. Просто слушает образец — Шэня — а потом по звуку всех отслеживает. То же самое в вокале — на распевке, когда поют хором, он точно знает, кто и в какой момент сделал ошибку. Скорее всего, у Хару абсолютный музыкальный слух. Но точно сказать он не может — не хватает знаний, ведь музыкальную школу Антон бросил, а образование Хару вообще поверхностно.

— Насколько хорошо ты различаешь ноты? — спросила Пэгун.

— Не знаю, — честно ответил Хару, — Нас учат в основном читать с листа, а не записывать.

— Отвернись! — потребовала она.

Хару послушно повернулся на стуле. Пэгун, кажется, что-то не рассказала о своем прошлом: она сыграла гамму, как обычно учителя делают на диктантах, чтобы «настроить» слух, а потом проиграла небольшой фрагмент на два такта.

— Эмм… Это до мажор, — определил Хару. — Мелодия… Ре… соль… ля… потом что-то вроде си, до… пауза… до, до… соль?

Он не был уверен. Вообще-то делать такое на слух, с одного прослушивания — весьма амбициозное решение. Обычно мелодию для диктантов слушают хотя бы трижды — слушают, записывают, проверяют. А он — просто по памяти.

— Все верно, — сказала Пэгун. — Как я и думала — абсолютный слух. Удивительно, что Роун не понял. Ты, вообще,