Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

Пистолет в руке Пушкина окончательно дрогнул. Жажда золота все сильнее и сильнее разгоралась в его груди. Ведь, все это он мог направить на благо, забыв о бесконечных попытках заработать лишний рубль. Можно было заняться по-настоящему серьезными делами, о которых среди всей этой рутины он лишь мечтал.

— Эти богатства копились веками и веками. Понимаешь, столетиями золото текло с востока на запад и оседало в подвалах. Там сундуки с золотыми солидами византийского императора Константина, корзины с изумрудами индийских махараджей, мешки с редчайшими черными жемчужинами и слоновьими бивнями от вождей диких племен Золотого Берега, ящики с золотыми статуэтками странных языческих богов народов Америки. Этого хватит на тысячу жизней тебе и твоей семье. Я все это отдам тебе, а взамен прошу лишь сохранить мне жизнь. Я сразу же уеду, и ты больше ничего не услышишь обо мне. Клянусь всеми святыми, я выполню все, что обещал. Я уеду, слышишь, сразу же уеду… Все бумаги здесь, в доме. Я все отдам. В комоде, в спальне лежат купчие на замки. Забирай. Они все с открытым именем, просто впиши свое имя, и они станут твоими. Слышишь?

Услышав о клятве, Пушкин снова нацелил пистолет в лоб магистра. Ведь, тот никогда не держал клятвы, считая себя выше всего этого. Клятвы можно было давать лишь равным себе, всегда говорил магистр. Все остальные мусор, и в их отношении держать слово необязательно.

— Стой, я говорю, стой, — магистр понял, что у него ничего не получилось. Золотой телец не смог победить. — Тебе нельзя меня убивать. Подумай своей головой. Здесь собрались самые сливки общества, богатейшие и знатнейшие люди. Тебе никто не простит их смерть. Понимаешь? А император…

Пистолет снова качнулся. Пушкин с трудом сдержался, чтобы не дернуть за курок.

— Ты не знал? Ха-ха-ха. Здесь сам цесаревич Александр Николаевич. Похоже, ты его тоже убил, как и всех остальных… А я могу тебя спасти.

Александр кивнул, и магистр с облегчением выдохнул. Похоже, решил, что будет жить.

— Не-ет, ты ошибся. Никто не знает, что взрыв моих рук дело. А с твоей смертью, об этом никто и не узнает, — Пушкин достал тот самый тесак, что был в руках у напавшего на него слуги. Больно уже понравился, оттого и решил прихватить. — Про замки деньги не беспокойся. Я найду им применение.

Усмехнувшись, поэт с хеканьем опустил тесак вниз, отделив голову врага от его тела.

— Как говорят в народе, мы тоже не пальцем деланы. Все сами решим…

Быстро поднялся и побежал в сторону разрушенного крыла дворца. Если повезет, то успеет найти цесаревича и вытащить его из горящих развалин. Если же не повезет, то сможет сбежать до приезда полиции и жандармов. Пусть потом ищут, кто это все сделал.

К счастью, повезло…

* * *

Санкт-Петербург, двухэтажный каменный дом митрополита Серафима, главы Правительствующего Синода

Только что мчавшаяся во весь опор карета лихо тормознула у самого крыльца дома. На улицу вылезла темная фигура, закутанная в плащ и широкий шарф. На плече лежало тело с безвольно мотавшимися руками и ногами.

— Только бы митрополит был дома, — снова и снова повторял, как мантру, Пушкин, стучась в двери дома. — Только бы митрополит был дома, иначе каюк…

Долбить в дверь пришлось изрядно. Видно, крепко спали и хозяева, и слуги, и сторожа.

— Хватит стучать, окаянный! Хто тама⁈ — наконец, из-за двери донесся хриплый простуженный голос. — Коли душегубец какой али иной дурной человек, прочь поди! Слухай, у нас и ружо имется!

— Быстро открывай, дубина стоеросовая! — теряя терпение, рявкнул Пушкин. Не дай Бог, кто-то из соседей митрополита или полицейский патруль его увидит. — Я к владыке по государственному делу! Слышишь, пунь глухой! Государево дело! В Сибирь захотел, снег убирать?

За дверью живо все стихло. Хотя, если прислушаться, кто-то все же там шептались. Похоже, решали, что делать: открывать или нет.

— Вашу Богу душу мать! Быстро открывайте, и владыку будите!– Пушкин снова обрушил на дверь град ударов. Причем бил от души, словно хотел совсем снести ее с петель. — Скажите Александр Сергеевич Пушкин пришел по делу ордена Розы и Креста!

— Стой, стой! Хватит по двери лупить, — вместе со скрипучим старческим голосом начал раздаваться лязг многочисленных засовов и замков. — Чичас отворяю. Ты тама только не дури, а то из ружа как стрельну.

Вскоре дверь, и правда, осторожно пошла вперед. Когда же она распахнулась, то на Пушкина уставились две пару глаз и дуло старинного еще петровского ружья гигантского калибра (туда при желании можно было большой палец засунуть).

— Вроде не душегубец. Проходь, тогда, — Пушкина минуты две — три внимательно рассматривали, пока наконец старик-слуга не смягчился. — Ух ты, а это что? Нежто убил кого?

— Сплюнь, Старый, — махнул на него Александр, медленно сгружая бесчувственное тело на широкое кресло в прихожей. — Если этот человек умрет, то нам всем можно в гроб ложиться. Владыку разбудили? Иди, проверь. Скажи, дело не требует отлагательств!

Старик и еще один слуга, плотный заспанный парень в рубахе и с ружьем не сдвинулись с места.

— Чего встали?– прикрикнул на них Пушкин. — Говорю, государево дело!

В этот момент из темноты послышался скрип ступеней. По лестнице со второго этажа, по всей видимости, спускался хозяин дома, митрополит Серафим, глава могущественного Синода.

— Саша, ты чего шумишь? –митрополит удивленно смотрел на взъерошенного Пушкина, покрытого копотью и распространявшего вокруг запах гари. — Чего такого стряслось, если ночью в дом пришел? А это еще кто?

Пушкин скосил глаза в сторону слуг и покачал головой, давай понять, что этот разговор не для лишних ушей. Митрополит ответил понимающим взглядом.

— Ягорка, иди на кухню и завари нам травяного отвара, как ты умеешь. Племяша своего тоже захвати, нечего ему тут с ружьем бегать, моих гостей пугать. Иди, иди, с Богом, — священник кивнул настороженному старику, сейчас напоминавшего хозяйского пса, готового по его приказы броситься на любого. — Главное, медку добавь, чтобы спалось крепче.

Едва оба скрылись в темноте и с кухни стало доноситься позвякивание кастрюль и чайников, Александр тут же снял маску с лица бесчувственного тела.

— Господи Боже мой! — митрополит не смог сдержать своего удивления и вскрикнул. — Это же цесаре… Господи, как это так произошло⁈И почему он в таком виде? Саша,