Дела Тайной канцелярии - Виктор Фламмер (Дашкевич)

хода: нет у канцелярских чертей права соваться в кабинет начальства без веской причины. А от кабинета его сиятельства до чертячьей, где заперт Владимир, можно спуститься по черной лестнице. Афанасий понимал: шансов, что дежурный черт не почует его присутствия, нет, но если тихо проскользнуть в кабинет, а потом, собрав все силы, промчаться по лестнице, то он успеет добраться до чертячьей раньше, чем до него самого доберется дежурный чертяка. А там – подчинить его Кровью колдуна и посадить в соседний с Владимиром алатырь дело нехитрое. Без присмотра колдунов канцелярские черти ленились и на дежурстве, бывало, просто спали в укромном уголке, не тратя сил на положенные обходы внушительного по размерам здания. Так что, если повезет и на дежурстве окажется Казимир или, еще лучше, известный своей ленью Емельян…

Афанасий поднялся на цыпочки, отворил створку окна кабинета, подтянулся и… уперся взглядом в смотрящего на него в упор Иннокентия. Глаза черта поблескивали в полутьме.

Афанасий вздохнул и протянул руку.

– Чего зыркаешь? Помоги забраться, – велел он. Чертяка, поколебавшись всего миг, подхватил колдуна и втянул в кабинет.

И встал по стойке «смирно», уставившись в пол, без сомнений ожидая от начальника разъяснения.

– Что ты тут делаешь? – строго спросил Афанасий. – Разве дежурному разрешено входить в кабинет главы Канцелярии?

– Не разрешено, ваше благородие, – отчитался чертяка. – Однако я, как предписывают правила, делал вечерний обход и был поблизости, когда услышал, что скрипнула ставня. А в таком случае дежурный обязан проверить.

Вот уж не повезло так не повезло. Черт Иннокентий слишком исполнительный и педантичный.

…Или, наоборот, повезло? Афанасий прищурился, глядя на черта.

– А что же это ты дежуришь? Разве не выписал твоему колдуну его сиятельство аж пять дней для отдыха за хорошую службу? И разве не уехал канцелярист Резников в родную деревню навестить семью?

Об этом рассказывал чародей Петр, и сам Афанасий только вздыхал. Кому, как говорится, пироги да пышки, а кому синяки да шишки.

– Завтра с утра мне велено карету хозяину подать. А до восхода его сиятельство глава Тайной канцелярии граф Шувалов лично велели мне на дежурство заступить.

Иннокентий поклонился непонятно кому, то ли самому Афанасию, показывая, что закончил доклад, то ли воображаемому «его сиятельству».

– Вот, значит, как… Послушай, Иннокентий. Ступай вниз и обхода больше сегодня не совершай, – велел Афанасий.

Черт с места не сдвинулся. Лишь тихо проговорил, не поднимая глаз:

– Прошу простить меня, ваше благородие, но по уставу с десяти вечера до шести утра в Канцелярии не должно находиться никого, кроме дежурного черта, ежели нет на это повеления его сиятельства главы Тайной канцелярии графа Шувалова.

Он слегка приподнял голову, будто ожидая, что Афанасий сейчас покажет ему разрешение, подписанное начальством.

Колдун только вздохнул. Легко не получилось. Зачем граф оставил здесь Иннокентия? Понимал, что Афанасий так просто не отступится и чертяку своего попытается спасти? И нарочно оставил дежурным умного и отлично знающего службу черта, который точно не проворонит эту попытку? Или наоборот?

Что же, о чем бы там ни думал начальник, Иннокентия необходимо уговорить. Удержать его Кровью, пока он, сопротивляясь, нарочито медленно будет спускаться в чертячью, не получится, да и силы нужно сохранить для главного. Но сможет ли черт понять? Сможет ли отступиться от инструкций и приказов? Владимир бы точно смог. Но его Афанасий специально обучал думать самостоятельно и делать выводы, а не слепо подчиняться приказам. И за годы совместной службы чертяка в этом неплохо поднаторел.

А Иннокентия учили как раз обратному. И черт – не человек, тонкости смыслов и намеков ему недоступны. Сам догадаться, что Шувалов, говоря о чуде, тайно дал добро на спасение Владимира, Иннокентий не мог. А если попробовать объяснить?

– Ты ведь уже понял, что с официальным приказом через окно не входят, верно, Иннокентий? – спросил колдун. – А теперь вспомни разговор с графом Шуваловым, при котором ты присутствовал. Ты понимаешь, что главная цель ближников подлеца и заговорщика Куракина – уничтожить Владимира? Потому что мой черт в этом деле – главное доказательство. И все сведения у него в голове. И если мы хотим раскрыть заговор, любой ценой эти сведения надобно сохранить. Это важно для службы.

Иннокентий помалкивал, застыв на месте, и глаз не поднимал. Видать, прокручивал в памяти давешний разговор.

– И вот подумай, – продолжил увещевать Афанасий, – про какое чудо говорил наш начальник? Не бывает чудес, если их никто не сотворит. И не может его сиятельство лично под приказом подписаться, сам знаешь. Поэтому я здесь. Чтобы совершить это чудо. И похищать или освобождать Владимира я не собираюсь. Он, как положено, просидит в чертячьей до шести утра. Но я помогу ему пережить эту ночь. Это-то и станет чудом. А на допросе Владимир подтвердит, что смертное истязание отбыл в полной мере, и по бумагам все пройдет чисто. А уж выжил черт али сдох, на все Божья воля. Понял?

Повисло долгое молчание. Афанасий едва заметно сжал руку, и острый шип кольца привычно коснулся кожи. Если все же придется сражаться, атаковать нужно первым. Время шло, и Афанасий чувствовал, как слабеет его чертяка. Спасать его колдун планировал любой ценой, вне зависимости от того, что надумает дежурный. Однако стоило подождать. Черт Иннокентий умен и вполне способен принять верное решение.

Наконец чертяка шевельнулся.

– Так точно. – Он облизнул губы и низко поклонился.

– Тогда выполняй мой приказ, – с облегчением произнес Афанасий.

Черт мгновенно исчез, а колдун, более не думая о нем, что есть мочи помчался в чертячью.

Смертного истязания черти боялись даже больше, чем открытой воды. Пережить это наказание, а вернее, долгую мучительную пытку, у них не было никакой возможности по причине того, что в ее процессе чертячье тело попросту растворялось серебром. Для пущего устрашения осужденному заливали в глотку расплавленный металл, клали на алатырь, а сверху с головой накрывали усиленной заклятиями серебряной сетью. Сеть постепенно въедалась в плоть, растворяя сперва кожу, потом мышцы и нутро, а потом и кости. Сильная способность чертей к восстановлению лишь продлевала мучения. Но к утру обычно все уже было кончено.

Ворвавшись в чертячью, Афанасий окинул беглым взглядом Владимира. Тело чертяки уже превратилось в кровавое месиво. Кожа слезла и более не восстанавливалась, а серебро начало разъедать внутренности. Черт то ли дрожал, то ли пытался дергаться на алатыре, а из его горла доносились странные хлюпающие звуки. Стоны? Или Владимир пытается рычать?

– Ой как скверно ты выглядишь… – пробормотал Афанасий. – Ну ничего, чертяка, ты у меня живучий, поэтому держись, еще повоюем.

Полоснув кожу шипом, он капнул пару капель в квадратную ячейку сети, туда, где у черта