Магия живет три года - Алина Игоревна Потехина

Олеся, как ни странно, от этой монотонной работы оживилась. Бледность и припухлость глаз, вызванные безвременной кончиной ее наставницы, исчезли, и девушка перестала выглядеть как привидение.

Она составляла для нас списки книг с их расположением и помогала ориентироваться. Сама же взялась за ту работу, в которой мы вряд ли могли ей помочь: занялась подбором вырванных страниц и обложек к книгам. Поначалу я хотел было возмутиться, но девушка, окинув меня раздраженным взглядом, ответила, что если мы хотим узнать, что именно пропало из библиотеки, то должны понять, какие страницы были вырваны. Довод вполне резонный, и мне пришлось согласиться.

Утром я был в Комитете – просматривал бумаги, слушал отчеты коллег о проверке других версий убийства Галины Фёдоровны и понимал, что иду по верному следу. Нет, не так. Я не понимал, а чувствовал всем своим существом. Интуицией или, может быть, самой магией.

Как ни странно, но разговоры с окружением лишь больше запутывали следствие. Я был уверен, что они либо прояснят мою версию, либо развалят все остальные, но, как всегда, они лишь вытащили на поверхность новые вопросы. Оказалось, что женщина водила дружбу, если это можно было так назвать, и с нынешним главой города, и с бывшим руководителем Комитета. Я даже удивился тому, что она не вышла на связь со мной, но, обдумав хорошенько, решил, что тесного общения с Дарьей ей было достаточно.

Все, кто ее знал, сходились в том, что она могла стоять насмерть за свои идеалы или за свою работу, но почему-то не рассказывали о ней ничего, кроме того, что мы уже знали. Ничего личного или характеризующего женщину с неожиданной стороны. Не вылезло ни одной интересной истории из ее жизни, и даже близкие родственники не смогли рассказать нам ничего существенного. Все это наводило на странные мысли.

Нам оставалось поговорить лишь с двумя людьми, и эта честь выпала мне. Как и следовало ожидать, пробиться с вопросами к главе Мадана было не так просто даже для нас. Пока мы смогли добиться лишь того, что секретарь мэра пообещала внести нас в расписание на следующую неделю. Я не мог сказать, что меня это ожидание устраивало, но тут уж я ничего не мог поделать.

Я с тоской окинул нескончаемые стеллажи и подумал о том, что завтра утром мне предстоит еще один сложный разговор – надо было поговорить с Борисом Игнатьевичем – предыдущим главой Комитета.

Косые солнечные лучи, падавшие сквозь огромные окна, внезапно потускнели. Я выглянул на улицу и с облегчением увидел, что это всего лишь тучи набежали на небосвод, укрыли уходящее на покой солнце теплым одеялом.

Осень неумолимо приближалась. Ее дыхание уже чувствовалось в теплоте дня, в сумраке холодающих ночей, в резко покрасневших ягодах рябины. Я проследил взглядом за стаей птиц, круживших в небе, словно прощаясь с теплом, с летом, с беззаботностью. Грядут холода, и птицам снова придется искать пропитание и защиту от непогоды. А нам?

В сумерках свет ламп в помещении сразу стал ярче и теплее. Он всем своим видом обещал, что обогреет, наполнит дома теплом. Удивительно, насколько хрупким оказался выстроенный нами мир…

Я нашел очередную книгу и понес ее на стеллаж, попутно сверяясь с расположением. Проходя между рядами, понял, что Боря уже несколько минут стоит, безотрывно глядя на склеивающую очередную обложку библиотекаршу. И все бы ничего – увлеченность парня была заметна всем, кроме, пожалуй, самой Олеси, но он даже не моргал. Я присмотрелся, и волосы на моем затылке зашевелились: Боря не дышал!

Сунув книгу на ближайшую полку, я подошел к сотруднику и встал прямо перед ним. В его стеклянных глазах отражались кабинет и девушка, но моего отражения в них не появилось. Плохо дело… Я махнул рукой озадаченному Мише, спиной почувствовал встревоженный взгляд Олеси и тихо сказал:

– Олеся, сиди на месте и не двигайся. Миш, принеси мне бумагу и ручку. Быстро!

Отвлекаться и проверять, выполняют ли ребята мои инструкции, я не стал. Вместо этого прикрыл глаза и обратился к внутреннему зрению.

Магия ответила мгновенно. Я увидел, как проклятье обвивало тонкими нитями нервные узлы во всем теле Бориса. Его нити были белыми, с едва заметными пробегающими искрами – значит, работал маг воздуха. Силы на сокрытие магии он не пожалел, поэтому оставленное убийцей проклятие я не заметил, оно было наложено на предмет и стабилизировано. Причем для стабилизации проклятия такого потенциала силы понадобилось, скорее всего, больше, чем на саму магию.

Но зачем?..

Мишка опасливо сунул мне в руку планшет с прикрепленной бумагой и ручку.

– Что с ним? – не выдержав напряжения, спросила Олеся.

– Потом, – раздраженно ответил я.

Руки заскользили по бумаге. Плавные линии пересекались, сливались и расходились. Схема быстро обрастала подробностями. Магией я менял толщину и цвет линий, чтобы приблизить их к оригиналу и сделать разборчивыми. Частью сознания я чувствовал любопытство, с которым наблюдал за мной Миша, и благоговейный страх Олеси.

На следующем листе я в подробностях нарисовал самый большой узел проклятья – тот, который опутал мозг Бориса. Сквозь мерцание линий я отчетливо видел, что парень жив, и это придавало мне сил. Вопрос только в том, сколько он продержится. Если его не высосет магия, то он умрет от банального физического истощения.

В любом случае сначала надо было разобрать узлы проклятья. Пока я видел стабилизацию и основное действие, но в мелочах стоило бы проверить справочники. Для обычного растворения мне бы понадобилось немало сил, но и это не главное – я не знал, как на такое действие отреагирует Борька. Нити, тянущиеся к отраженной в глазах парня Олеси, я заметил сразу, но рвать их пока не стал. Сначала стоило бы разобраться с их воздействием на девушку и с тем, что именно в основных узлах спровоцирует обрыв.

Я отложил планшет и подошел к напуганной Олесе. Нити проклятья едва касались ее, поэтому она их совершенно не замечала. Я предостерегающе махнул рукой шагнувшему было к нам Михаилу и натянул одну из нитей. Девушка нахмурилась. Я проследил за тем, куда ведет нить, и потянул сильнее. Энергия выскользнула из порванной нити мерцающим облачком, но я тут же перенаправил ее в деревянную столешницу. На Борю обрыв нити никак не повлиял, даже мерцание энергии не сбилось. Тогда я аккуратно разорвал остальные, попутно следя за состоянием молодых людей.

– Мне уже можно вставать? – спросила Олеся тоненьким голосом, когда я, разорвав последние нити, вернулся к Борису.

– Да, – ответил я, не поворачиваясь к ней.

Обложку,