Деньги не пахнут 5 - Константин Владимирович Ежов

осевший после грозы воздух. Мягкое гудение кондиционера сливалось с далёким шумом улицы, где разноголосый город не знал ни усталости, ни жалости.

Сергей Платонов откинулся в кресле, чувствуя, как дерево спинки холодит затылок. Телефонный разговор с Холмс оставил на языке привкус железа, будто после удара током. В голове крутилась одна мысль: удалось ли задеть её как следует?

От старика Киссинджера уже поступили вести – совет директоров разбежался. Конечно, юрист Рэймонд к этому часу тоже всё знал. Тот наверняка сидел, вцепившись в телефон, и звонил своим клиентам, шепча сенсацию, как торговец ядом в переулке.

Паника среди инвесторов росла, словно пожар в сухом поле. Достаточно было искры – и миллиарды мгновенно застынут на счетах. Значит, деньги не достанутся Холмс. Задумка сработала.

Но появилась новая сложность.

Киссинджер, с его вечной ледяной вежливостью, недавно сказал:

"Отойди. Дальше я всё улажу."

Голос был спокоен, но под ним чувствовалось железо – старик хотел утопить скандал в тишине. Всё логично: чем меньше шума, тем меньше позора.

Только Сергей думал иначе.

Он не ради покоя ввязался в эту историю. Нужен был не порядок, а гром. Скандал, что вырвется наружу и прогремит на всю страну, станет легендой, а потом, может, и фильмом.

Для этого требовалась сцена – зал суда, камеры, заголовки.

Сам тянуть за курок он не мог – пошёл бы против Киссинджера, а тот не прощал ослушания. Поэтому оставалось лишь подтолкнуть Холмс – слегка, но точно.

И она, как и ожидалось, сорвалась с места. Слишком привыкла решать проблемы ударом, не словом.

Через пару дней всё случилось.

Дверь офиса распахнулась с сухим хлопком. Вошёл незнакомец в мятой рубашке – не из тех, кто сюда обычно заходит.

– Господин Платонов?

– Да.

– Вам повестка.

Плотный конверт лёг на стол, как кусок свинца. Открывать не было нужды – содержание ясно. Иск.

Холмс подала на него в суд.

Губы Сергея дрогнули в едва заметной улыбке.

– Прекрасно. Быстро среагировала.

Если бы промедлила, пришлось бы действовать самому. К счастью, наживка сработала.

Сдерживая азарт, он принял привычно-серьёзное выражение лица. Коллеги, словно стайка настороженных птиц, уже собрались неподалёку.

– Что случилось? – посыпались вопросы. – На тебя подали в суд?

– Да ладно! Холмс? Та самая?

Он неторопливо развернул конверт, взглянул на печать и сложил обратно. Бумага хрустнула, как сухой лист.

– Бывало у кого-то, чтобы на него подавали за клевету? – бросил он с ленивой усмешкой.

Тишина продлилась пару секунд, а потом – шёпот, удивление, смех, охи.

Слухи, как всегда, делали своё дело быстрее фактов.

К вечеру весь Уолл-стрит уже бурлил – в кофейнях, лифтах и барах, где пахло обжаренным зёрном и дорогим парфюмом, звучало одно и то же имя: Сергей Платонов.

Холмс добилась ровно того, чего он ждал.

Глава 7

После подачи жалобы назначили первую встречу с Холмс.

Ожидание тянулось вязко, словно густой сироп, и в груди щекотало легкое предвкушение. Однако вместо привычного кабинета юркоманды повели в другое место – в просторный, строгий офис Пирса.

Дверь мягко скользнула в сторону, и в нос ударил запах полированного дуба и свежего кофе. За массивным столом, залитым холодным светом лампы, сидел человек, которого никак не ожидалось увидеть.

– Руководитель юридического отдела "Голдман", Эдвард Мэннинг.

Голос его звучал ровно, почти бесстрастно, но в глубине серых глаз пряталось напряжение.

Он некоторое время внимательно разглядывал гостя, словно изучая под микроскопом, а затем произнес медленно, отмеряя каждое слово:

– "Теранос" предложил начать переговоры. Надеюсь, вы проявите благоразумие и пойдёте навстречу.

Слово "переговоры" прозвучало как чужеродное тело в воздухе.

Выходило, компания не собиралась доводить дело до суда – иск был не оружием, а пугалом, угрозой, попыткой заставить отступить.

Но путь назад уже был отрезан.

С самого начала цель заключалась в другом – вытянуть "Теранос" в зал суда, под прожекторы, на сцену, где всё станет видно каждому.

– Сожалею, но переговоры невозможны, – последовал ответ. – Обязанность адвоката – представлять интересы клиента, а руководство RP Solutions решительно намерено подать иск против "Тераноса" за халатность.

Брови Мэннинга дёрнулись.

– Знаете ли, кто с другой стороны? – спросил он, понизив голос. – Блэквелл.

Имя это прозвучало с оттенком почтительного страха.

"Майкл Джордан юридического мира", звезда залов заседаний.

– Если вашим оппонентом будет Блэквелл, – продолжил Мэннинг, – шансы на победу минимальны. Попробуйте убедить клиента отказаться.

В голосе чувствовалось не наставление, а просьба. Но решимость оставалась непоколебимой:

– Увы, позиция RP Solutions окончательна.

Мэннинг вспыхнул раздражением и резко обернулся к Пирсу:

– Пирс!

Тот поднял глаза, бледный, с тяжелыми тенями под ними. От былой уверенности не осталось и следа – только усталость, как после бессонной ночи.

Он, казалось, за последние дни измотался в бесконечных совещаниях, пытаясь удержать хрупкое равновесие между инвесторами и юристами.

– Значит, переговоры исключены? – спросил он тихо.

– Совершенно верно.

В воздухе повисла ледяная пауза.

Пирс смотрел с укором, словно хотел приказать всё прекратить, свернуть, замять. Но в глубине взгляда мелькала безысходность.

Его руки медленно переплелись, суставы побелели от напряжения.

– Если откажетесь от переговоров, – наконец произнёс он, – поддержки можете не ждать.

В этой фразе звучало предупреждение. Мол, ответственность можно легко переложить на чужие плечи – никто не заставлял встречаться с журналистами или советом директоров.

Но реальность была куда суровее слов.

Восемь из десяти членов совета уже сложили полномочия, а Киссинджер ясно дал понять, что возвращаться не собирается.

Пирс сжал губы, ничего не ответил. Ведь именно связи с Киссинджером и другими влиятельными фигурами заставили его влезть в это дело. Но теперь всё обрушилось, а ключевые люди отошли в сторону.

Зато у Сергея Платонова оставался прямой контакт с тем, кто имел решающее слово – с самим Киссинджером.

Получалось, что Пирсу выгоднее сохранить поддержку Платонова, чем бороться против него.

Мэннинг снова подал голос, но в словах слышалась растерянность:

– Переговоры… может, всё же….

– Никаких переговоров, – прозвучало твёрдо, как выстрел. – Если "Голдман" решит идти другим путём – это будет его выбор.

Мэннинг попытался возразить, но жест руки оборвал фразу на полуслове.

Время текло, как густое масло, и казалось, даже воздух стал тяжелее.

Взгляд скользнул на циферблат часов.

– Не стоит заставлять гостью ждать, – прозвучало спокойно, но с едва заметным холодком.

Стрелка часов щёлкнула. За дверью послышались шаги, и воздух в кабинете будто