Через пятнадцать долгих лет - Дмитрий Алексеев

— Что же, напомним, раз такое дело. Вы, Шестопалов Юрий Сергеевич, 1930 года рождения, станочник завода номер 64. Характеристика с завода прекрасная: лучший токарь-расточник, работает на оборонном заводе с 13 лет, ещё в войну мальчишкой начал, грамоты и прочее. Пережил блокаду, родители умерли в 1942 году. Проживаете в родительской коммуналке по адресу: Баррикадная, 16, комната 22. Участвовал в работе бригады поддержки милиции, так что почти коллега.

Комсомолец. К вам никаких претензий нет, но надо бы найти хулиганов. Когда память вернётся, постарайтесь зайти к нам в РОВД, — и следователь написал на листке адрес. — Паспорт и деньги получите при выписке. Похоже, несколько месяцев придётся вам дома поскучать.

Вера Игоревна после ухода следователя ещё полчаса ощупывала и выслушивала его, и была явно озадачена:

— Такая травма головы не должна была вызвать амнезию, но с фактами не поспоришь. Неделю-полторы полежите здесь, а потом на амбулаторное лечение. Обязательное посещение невролога каждую неделю. С головой шутить не надо.

Про потерю памяти Артёму и притворяться не потребовалось: он ничего из жизни Шестопалова не помнил. Когда услышал про специальность, немного отлегло: он неоднократно работал на современных расточных станках, так что эти древние как-нибудь осилит. Да и будет это не очень скоро — гипс обещали снять через восемь недель.

Немного напрягало, что он не знал ни друзей, ни знакомых хозяина тела, поэтому надо быть готовым к сюрпризам. Про жену и детей разговора не было и это тоже показалась странным: квалифицированный молодой мужчина с собственной жилплощадью и без женщины? Нонсенс!

Тут была бы явная недоработка со стороны потенциальных невест.

— 26 —

Обед был весьма лёгким и настолько же невкусным. Хорошо, что временами возвращающаяся тошнота не способствовала аппетиту.

Ближе к вечеру наконец заявилась делегация с родного предприятия Шестопалова. Их было двое: высокий тощий нескладный парень в очках, курносый и с крупными губами; за ним мужик постарше с намечающимся животиком, и вообще, сильно напоминающий артиста Евгения Леонова в среднем возрасте. На обоих были всё те же необъятные брюки-клёши и даже непривередливому Артёму стало не по себе из-за необходимости носить такие же.

Оба посетителя с чувством пожали здоровую руку и покачали головой в знак сочувствия. Артём старательно думал, как объяснить этой парочке, что он их видит первый раз. Наконец, решился:

— Вы, несомненно, хорошие ребята, но я вас не помню. Когда по башке бьют бутылкой, из неё вылетают самые нужные сведения. Меня вы вроде знаете, а сами кто?

Те немного растерялись и первым опомнился тот, что постарше:

— Да, нас предупредила, врач. Я — профорг цеха Данилюк Сергей Семёнович, а рядом — комсорг Гаврилко Александр. Вот принесли тебе фрукты и печенье, чтобы быстрее зажило. Вижу, руку долго лечить — это плохо. У меня в сорок четвёртом ранение в плечо было, так полгода валялся по госпиталям. Чуть победу не прозевал в тылу.

Данилюк привычно погладил старую рану, видимо, нередко напоминала о себе. Артём вдруг чётко осознал, что с войны прошло всего двенадцать лет и многие герои и просто участники её ходят рядом совсем ещё не старые.

«Они помнят войну не из фильмов, без приукрашенных героев, а в жуткой неприглядности и страхе. Хозяин твоего тела пережил голод и блокаду, но с ним не поговоришь, и очень жаль», — Кравцову вдруг стало стыдно, что он заявился к этим людям за приключениями и драгоценностями.

— Ну, на Юрке быстро заживёт и опять к нам вернётся ударником, — немного заикаясь, но пафосно заявил комсорг.

Они оживлённо сообщали какие-то новости из жизни цеха, не замечая, что их Шестопалов думает совсем о другом. Всё-таки, фамилии он старался запоминать.

Когда делегация из двух самых бесполезных людей в цеху ушла, Артём с вожделением помыл два самых крупных яблока и смакуя съел — аппетит вернулся во всей красе.

Через три дня пришли ещё две женщины из цеха и принесли кефира и конфет. Возрастом обе были за сорок и никак не годились в подруги к молодому парню. Они непрерывно болтали, больше между собой, поэтому было особенно приятно, что побыли недолго. Несмотря на возраст, обе посетительницы были одеты по моде: яркие приталенные платья с пышным низом и маленькие сумочки в руках. Одна была секретарём начальника цеха, вторая — нормировщицей; неудивительно, что следили за модой.

Артёма занимала пока другая мысль: вряд ли у двадцатисемилетнего парня нет жены, невесты или просто подруги. Но почему, её до сих пор не видно в больнице? Кроме того, предстояло знакомство с соседями по коммуналке, а это тот ещё стресс!

Десять дней проскочили быстро, и Шестопалов Юрий был буднично выписан из больницы на амбулаторное долечивание. Врач Вера Игоревна просто умоляла его зайти, когда вернётся память — она собирала материал для статьи в медицинском журнале.

Бывший Артём, а теперь законный Юрий Шестопалов, получил свой паспорт, деньги и одежду, и вышел в небольшой парк при больнице, где присел на скамью, чтобы подышать воздухом, без противного запаха хлорки и лекарств. Он открыл паспорт, всё вроде правильно, адрес прописки тоже, а вот потом его ожидал шок: на странице семейное положение стоял штамп о регистрации брака с некоей Рузаевой О. В. два года назад.

Эта новость похлеще удара бутылкой по голове! И где интересно пропадает верная жёнушка, пока её кормилец страдает в больнице? Похоже, предстоит и с этим разбираться.

До дома не требовалось ехать и он лёгким шагом через полчаса добрался. Трёхэтажная сталинка совсем не выделялась на фоне таких же, разбросанных по округе. Его дом стоял внутри двора и защищён от шума дороги. Двери парадной, естественно, без замка и, что удивительно, не порченые вандалами. Юра поднялся на третий этаж, с правой стороны была дверь с номерами комнат и архаичной надписью: «Звонить в № _столько-то раз».

К счастью, у него был два ключа, один из которых подошёл к двери в квартиру. Очевидно, второй был от комнаты. Едва он вошёл, очень стараясь не шуметь, как ближайшая дверь в коридоре приоткрылась и из неё просочилась сухонькая старушка с вытянутым сморщенным лицом и хитрыми глазами-щёлками.

— Юрочка вернулся! — радостно оповестила она всех, но другие двери оставались закрыты. — Наконец-то, живой, а то мне знакомая с больницы звонила: едва спасли, память потерял и говорить не может.

— Говорить могу, а память и правда ушла в закрома мозга. Простите, не помню, как вас зовут?

— Вероника Гавриловна. Да ты не беспокойся: