Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

пропахшая грязью и мышиным помётом, исчезла, тусклое лицо человека, сидевшего перед ним, стало выцветать, расползаться гнилыми ошмётками, и сквозь него проступила бескрайняя белая пустыня, где по санному следу, глубоко проваливаясь в снег, шли большие бородатые люди, молча, спокойно, упрямо сгибаясь под порывами ледяного ветра…

— Ну что ж… — голос Кравца прозвучал отрывисто и резко. — Видимо, я тут зря предаюсь красноречию. Меня не слышат. Не желают слышать, — и тут же скомандовал резко и отрывисто. — Взять девку.

Подскочивший тут же Костыль, грубо схватив Нику за плечи, рывком поставил на ноги и, скрутив ей руки так, что она, не сдержавшись, вскрикнула, развернул спиной к себе. Она сделала несколько резких движений, безуспешно пытаясь вырваться, потом затихла, вскинула голову, бросила быстрый взгляд на Кира.

«Не смотри, пожалуйста», — прочёл Кир в её взгляде.

Но не смотреть он не мог.

— Э-э-э, вообще-то, я её выиграл, я первый, — выступил из тени Татарин.

— Ну, раз выиграл, то и будешь первым, — не стал спорить Кравец и быстро облизал губы. — А Андрей поможет, подержит. Потом, при желании, поменяетесь местами. А мы…

Он встал со своего стула, подошёл к Киру, наклонился так близко, что Кир увидел его бледные, мёртвые глаза, и продолжил:

— А мы с Кириллом насладимся этим зрелищем. Ну что, Кирилл, как скажешь, так и начнём. Ждём твоей отмашки.

— Пошёл ты, — сухие губы плохо слушались, и Кир не сказал, а скорее прошелестел, глядя в равнодушное, неживое лицо.

— Ну чего, начинать что ли? — крикнул Татарин.

— Погоди, Игорь, — Кравец присел перед Киром на корточки. — Послушай меня, мальчик. Рубикон пройден. Но в твоих силах сделать вашу смерть чуть менее мучительной и чуть более лёгкой. Сейчас ты говоришь, где Савельев, и вы умираете почти безболезненно. Во всяком случае быстро, это я тебе обещаю. А нет, значит, нет. Но учти, она будет мучиться дольше. Ну так где Савельев?

— Пошёл ты — повторил Кир.

Кравец поднялся и, не оглядываясь на Кира, приблизился к Нике. Постоял с минуту, разглядывая девушку и вдруг точно и резко, Кирилл даже не успел заметить замах, ударил её по лицу, один раз, второй. Ника вскрикнула.

— Это только начало, — Кравец обернулся. Он улыбался, и на этот раз улыбка была не приклеенной, она была настоящей. — Где Савельев?

— Хрен тебе, а не Савельев, — Кир сам поразился, каким чужим был его собственный голос. Словно говорил не он. А кто-то другой — спокойный и безучастный. Мёртвый.

Кравец, продолжая улыбаться, опять повернулся к Нике, ударил ещё раз. Из её носа тонкой струйкой потекла кровь.

— Всё ещё нет, Кирилл? — Кравец спросил, не поворачивая головы.

Кир смотрел на его ровную спину, обтянутую тёмным пиджаком, коротко стриженный затылок, и в груди клокотала дикая ненависть к этому человеку, бурлила, не в силах излиться наружу, обрушиться на этого мучителя. На них всех.

— Ну нет так нет, — Кравец отошёл от Ники, не спеша сел на стул, закинул ногу за ногу. — Начнём, пожалуй. Кирилл Шорохов дал добро. Давай, Игорь. Приступай.

Татарин довольно хохотнул, медленно, переваливаясь на крепких коротких ногах, подошёл к Нике. Кир невольно дёрнулся, упершись спиной в стену, попытался подняться. Тело отозвалось судорогой, от боли потемнело в глазах, но он не оставил попыток. И ему даже показалось, что ещё чуть-чуть и он встанет.

— Слышь, расслабься. Будет приятно, я обещаю, — Татарин протянул руку и стал расстёгивать пуговицу на Никиной блузке. Та отпрянула, издала протестующий вскрик, и тогда он резко рванул ткань, разрывая её.

Кир не мог не смотреть. Он помнил, что обещал ей. Но не мог. Это было чудовищно, страшно, отвратительно. Это не помещалось в его голове. Выворачивало изнутри, словно мозг разнесло взорвавшейся гранатой. Он поймал её взгляд — ужас, паника… и вдруг она (он чётко увидел) справилась с собой, невероятным усилием загнала страх куда-то вглубь и даже попыталась улыбнуться.

«Не смотри, ты обещал», — прочитал он на её лице.

Кир попытался исполнить её мольбу. Прикрыл глаза.

«Где-то далеко-далеко на Севере, среди белого, искрящегося на солнце снега, в плен стихии попала шхуна, беспомощно застыла, скованная тяжёлыми льдинами…»

Кир видел перед собой эту картину. Но всё равно не мог полностью отрешиться. Исступленно пытался встать, напрягая непослушные мышцы, захлебываясь в боли. Он полз и полз наверх по стене, и каждый миллиметр отзывался в нём мучительной судорогой.

Ника закричала.

— Нет!

От этого крика картина в голове разлетелась на миллион мелких осколков. Он напрягся, словно это могло как-то помочь.

И тут вдруг всё изменилось. В дверном проёме мелькнули какие-то тени, тишина взорвалась оглушительным треском. Кир увидел, как сидящий на стуле Кравец, стал заваливаться набок, свет на миг осветил его лицо — удивленное и по-детски обиженное. Татарин оглянулся, полез в задний карман, силясь вытащить пистолет, сделал шаг вперёд и тоже упал, словно наткнулся на невидимую стену.

Ника снова закричала.

— Отойди от девушки! Быстро! — рявкнул чей-то хриплый голос. Комнату заполнили люди, в военной форме, трое, четверо…

Костыль всё ещё держал Нику, прикрываясь ей, как щитом, отступая вглубь комнаты, к Киру. Кирилл смотрел на его спину, серую рубашку в тёмных пятнах пота, и вдруг время дёрнулось и затормозило. Как будто оператор, который крутил кино их жизни, поставил кадр на замедленное воспроизведение. Костыль, одной рукой продолжая заламывать Нике руки назад, другой потянулся вниз, к ботинку.

«Нож! — понял Кир. — У него там нож. Он же… Ника!»

Кир не знал, какая сила вдруг родилась в нём. Словно организм очнулся, включил спящие резервы, вытолкнул Кира из больного сна. Он почти не думал. И почти не чувствовал боли. Мозг вернул управление телом, и Кир рывком поднялся и бросился на Костыля, выставив вперёд голову, как для тарана.

От неожиданного удара Костыль выпустил Нику, потерял равновесие, сделал несколько шагов и рухнул, как подкошенный, под треск выстрелов. Кир тоже упал, но тут же поднял голову, поискал взглядом Нику. Она вжалась в стену, испуганно тараща глаза, совершенно не понимая, что происходит. Но целая — господи, слава тебе — живая!

— Осторожнее! Девочку не заденьте! — в комнату зашёл невысокий, щуплый мужчина в больших очках.

— Дядя Серёжа! — это крикнула Ника.

— Ника! Ты цела? — мужчина в очках, ласково улыбаясь, быстро шагнул ей навстречу, и Ника, закрыв рот рукой, медленно сползла по стене, осела на пол и вдруг разрыдалась, повторяя, как заведённая: «дядя Серёжа, это вы, дядя Серёжа».

Кир выдохнул с облегчением и, не в силах больше удерживать голову, уткнулся лицом в пол.

Эпилог

Однажды,