Прыжок "Лисицы" - Greko

ситуации, можно понять, как я был рад, наконец, столкнуться с дорогими для меня людьми. Любая встреча с Цикалиоти и Фалилеем была бы мне в радость. Но синопская стала глотком чистого воздуха.

Когда мы оторвались друг от друга после объятий, студент неожиданно выставил руку вперед. Понимал, что я сейчас начну обо всем расспрашивать. Хотел взять слово первым. Я даже чуток опешил. Дмитрий никогда так «бесцеремонно» себя не вёл. Цикалиоти убедился, что я готов выслушать. Прокашлялся.

«Хм… Что-то торжественное намечается, судя по его приготовлениям!» — подумал я.

— Коста Варвакис!

— Ты чего, Дмитрий⁈ — я не удержался.

Студент поморщился.

— Хорошо, хорошо! Молчу.

Дмитрий откашлялся еще раз.

— Коста Варвакис! Для меня честь передать тебе на словах послание от Феликса Петровича. Он просит прощения за то, что так обернулось дело с «Лисицей» и очень высоко оценивает твою роль! Представление о твоём награждении Станиславом 4-ой степени будет рассмотрено в заседании сего месяца Кавалерской Думой Ордена и в случае успешного голосования будет передано Государю Императору 25-го апреля. Фонтон не сомневается, что дело решится положительно. Редко, когда дипломаты ходатайствуют о награждении за поручение, сопряженное с опасностью! — тут студент позволил себе улыбку. — Что касается твоего поощрения за последнюю миссию, решение будет приниматься непосредственно в Корпусном штабе. Тебе следует туда прибыть, если ты надумаешь продолжать службу! Возможно, тебе будет предложено сдать экзамен на офицерский чин.

Только после этого Дмитрий сбросил торжественную маску, вернул детскую улыбку.

— Поздравляю! Очень рад за тебя!

Опять бросились обниматься. Опять я почувствовал себя Штирлицем, которого за разгадывание операции Санрайз-Кроссворд представили к присвоению звания Героя Советского Союза. Правда, тут же одёрнул себя.

«Губу закатай, герой! Тебе до Штирлица…»

— Спасибо! — скромно ответил.

Сели за стол. Наконец, можно было взять слово. Я сразу забросал их вопросами. Фалилей оставался верен себе и, как обычно, следовал великому завету Антона Павловича: краткость — сестра таланта. Поэтому отдувался студент. Ну да ему не привыкать! Он с охотой и подробно ответил на все мои вопросы касательно своих дел, дел Фонтона.

— Ну, а ты как? — спросил он, когда я удовлетворил своё любопытство.

Ответить не успел. Неожиданно слово взял Фалилей.

— У меня для тебя письмо!

Прежде я удивился тому, насколько его речь стала чистой, грамотной и многословной. Целых пять слов! И только потом ошарашено взглянул на протянутый мне конверт.

Разорвал. От Тиграна!

— Но как? — спросил Фалилея.

— Я подумал, тебе быть приятно! — все-таки еще ошибался в согласовании слов.

— Фалилей! — я не удержался и обнял его. — Друзья?

— Читай, читай! — успокоил меня Дмитрий. — Мы подождём. Поедим как раз. А то…

Но я уже читал.

«Здравствуй, Коста! Здравствуй, мой дорогой друг! Как же я рад, что могу хоть так с тобой пообщаться. Спасибо Фалилею! Какой хороший человек! Настоящий христианин! Подумал о нас с тобой. Обещал, что, вернувшись, все расскажет мне о тебе. Что касается меня, то не волнуйся. У меня все в порядке. Дела идут хорошо. Наверное, у тебя легкая нога! Лавка стала приносить такой доход, что я выкупил соседнее помещение, расширяюсь. Знаю, что пока ты не можешь приехать сюда, наш герой! Но верю, что мы обязательно ещё увидимся. Береги себя! Обнимаю!»

Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя. Я сидел с отсутствующим видом. Вовсю улыбался. Впервые за последние два месяца.

Дмитрий и Фалилей не могли скрыть улыбок, наблюдая за мной.

— Спасибо тебе, Фалилей! Это такой подарок для меня!

Фалилей коротко кивнул.

— Ты напишешь Тиграну, я передам! — предложил мне.

Я выпросил у хозяина таверны бумагу и чернил. Быстро написал Тиграну. Передал письмо Фалилею. Задумался.

И вот как тут опять не сравнить себя со Штирлицем, который захотел отправить весточку жене⁈ Ох, тщеславие, тщеславие!

— Я напишу ещё одно, Фалилей.

— Да. Кому?

— Её зовут Малика. Она живет в Бююкдере. Жена Селим-бея. Сможешь передать?

— Да.

— Только ей в руки!

— Понимаю. Только ей в руки.

— А если…

— Съем, — Фалилей пожал плечами.

Можно было не беспокоиться за безопасность Малики. Письмо в чужие руки не попадёт. Но это не значит, что я должен заставлять покорного абиссинца в случае чего съедать энциклопедию Брокгауза и Эфрона. Я оторвал четвертушку от целого листа. Будет не письмо. Коротенькая записка. В сложенном виде будет раза в два-три больше обычной марки. И легко уместится во рту. И исчезнет за один глоток.

— Еще одна просьба, Фалилей.

— Слушаю.

— Могу ли я написать ей, что в твоём лице она обретёт верного помощника, к которому она всегда сможет обратиться в случае необходимости?

— Да.

— Благодарю тебя. Эта женщина многое для меня значит.

Я принялся писать. Здесь моё сходство со Штирлицем заканчивалось. Писал на греческом и правой рукой. А не на французском и левой рукой, как это сделал Максим Максимович Исаев. И он свою записку так и не передал, опасаясь рисков. Я передам, будучи уверенным в Фалилее.

«Малика, душа моя. Молю Бога о твоем здоровье и здоровье твоего ребенка. Уверен, что роды прошли без проблем. Надеюсь, это девочка. Такая же красивая, как и ты! Абиссинца зовут Фалилей. Можешь верить ему, как мне. Он всегда придёт к тебе на помощь, когда тебе понадобится. Я исполнил твоё желание. Нашёл женщину, достойную тебя. Но твоё место в моём сердце никто и никогда не займёт. Целую твои глаза. Пусть они всегда светятся счастьем. Твой Коста».

Сложил записку. Передал Фалилею. Он приобщил её к письму к Тиграну. Спрятал.

— Не волнуйся, — уверил меня. — Тигран и женщина прочитают!

— Да, Фалилей! Я знаю, что так будет.

Друзья как раз закончили есть. Дмитрий рвался в бой.

— А ты знаешь, что Синоп — родина Диогена и важнейший торговый порт всей Турции! — Студент не был бы самим собой, если бы не сел на любимого конька.

Господи, как же я соскучился по его всезнайству! Я не прерывал его «лекции». Выслушал еще с десяток всяких подробностей. И не стал грузить его пророчеством, что недолго Синопу осталось быть таковым. Историю учил плохо, но про Синопское сражение, про последнюю большую битву парусных кораблей знает любой школьник. Которую, кстати, прозвали «синопской резней», потому что во время боя полгорода будет сметено пожарами и взрывами. И более Синопу не суждено было подняться. Я не знал, что послужило причиной катастрофы. То ли то, что объятые пламенем корабли выбрасывались на берег в попытке спастись, множа пожары. То ли Нахимов осознанно крушил город, чтобы его не могли использовать для перевозки десантов на тот же Кавказ. Эта жестокость была раздута европейцами