Мальчик из будущего: Мальчик из будущего. Отрок. Новик - Владимир Геннадьевич Поселягин

Покинув тогда кабинет директора, я кинулся к себе, собрал пару пустых тетрадей, естественно, никаких записей у меня не было, все в голове, и схватив их, выбежал во двор, где как раз начали падать первые снежинки, сжег. Когда прибежала директриса со своими помощниками и затоптали костер, от тетрадей фактически ничего не осталось. Вот так я громко хлопнул дверью. Директриса даже не подумала извиняться, хотя вроде наши отношения и не испортились. Она первое время настороженно на меня поглядывала, но так как я спокойно и даже с охоткой выполнял поручения – линейки, пионерские собрания, не раз выступал с речью. Кроме того, о чем я уже говорил – никаких фото и выступлений. Вот так постепенно жизнь моя вошла в прежнее русло.

Второй конфликт с директрисой возник на ту же тему. Мои песни. То, что я твердо ей обещал, что ничего не буду писать до своего совершеннолетия, она, видимо, пропустила мимо ушей или посчитала пустой угрозой и в интервью одному из журналистов твердо пообещала, что скоро у меня будут две новые песни. Три раза ха. Ей надо – пусть пишет. Я примерно так и сказал, сама обещала сама и… Ну, дальше понятно. В общем, меня посадили под домашний арест, выпуская изредка лишь к Муслиму Магометовичу на репетиции, и все. Гитару отобрали, я ее уже больше месяца не вижу, вот так я и жил последний месяц, не покидая стен детдома. Именно жил последний месяц, перед тем как сбежать из детдома. Это произошло неделю назад. Я заранее подготовился и спокойно свалил как раз за час до того, как за мной должна была прийти воспитательница, чтобы сопроводить на очередную репетицию. Тут недалеко ехать, три остановки на троллейбусе. Без сопровождения меня теперь не отпускают. Сбежал, естественно, оставив предварительно записку. Писал, что прошу прощения за сорванные репетиции, дальше Магометович пусть сам справляется, что из-за невыносимой жизни в детдоме я сюда больше не вернусь, прощайте. На целую страницу текста было, тут я кратко описал. Подгадил директрисе за все перед побегом. Более чем уверен, что света эта записка не увидит и о ней никто не узнает, сожгут и все дела. Так я и писал ее именно директрисе, умный да поймет, а та дурой не была, жадной – это есть, но не дурой. Я уже разобрался, что записку не скроют, боятся нашу директрису. Это она с виду миленькая старушка, а по сути та еще черная вдова. Кстати, реально дважды вдова. Все, до конца лета я сюда не вернусь, да и сейчас возвращаться не желаю. Думаю поискать другой детдом, или попросить перевода, к наступлению заморозков я планировал вернуться в лоно родного государства. С директрисой мы уже друзьями не станем. Она слишком глубоко запустила свои руки в мои дела, считая их своими, с грацией паровоза все разрушая и ломая. Столько планов было, а эта…

А так, в принципе детдом мне нравился, там было спокойно, тепло, и главное безопасно. Не надо осторожничать, опасаться, что тебе в лицо ту же кислоту плеснут или похожих моментов. У нас это нечасто бывало, но все же бывало. В общем, советские детдома мне нравились, не было там особого беспредела, и я постепенно оттаивал, с удовольствием возясь с малышами. Разве что стоит упомянуть, что я экстерном сдал экзамены за восьмой класс и в середине учебного года перешел в девятый. Экзаменовали серьезно, но перешел. Кстати, об этом в газете тоже написали, вроде как уникум, а так благодаря директрисе заметок обо мне выходило все меньше и меньше. Что меня откровенно радовало, зато директриса блистала. Даже в одной передаче на телевидении снялась. Пыталась меня туда же затащить, взяв с собой, но я не дался. Спрятался на чердаке и спустился, когда она уехала на телестудию.

В принципе, на директрису я сейчас не злился, все же все свои обещания она выполнила. Был репетитор немецкого, который за эти месяцы серьезно подтянул меня в разговорной практике и правописании, французский подучил, интересный язык. Да и письменность тоже. В музыкальной школе учился, причем сразу в двух классах. Вроде все делал, перепрыгнул экстерном в следующий класс, но все же некомфортно мне стало в детдоме, а фактический домашний арест, который поломал некоторые планы, вообще подтолкнул меня к побегу. Вот я и сбежал неделю назад. Как раз в прошлый четверг. Сегодня тоже четверг.

На этом, в принципе, больше рассказывать и нечего. Жил да учился, развивая себя. Столь именитый певец в мой детдом не приезжал, всегда своего администратора присылал, видимо, брезговал, ну или дела не давали, он не говорил. Вот Сом со своими подручными был, посылку со вкусностями заносил, говорил, что слышал мои песни по радио, хвалил. Потом его кореша еще посылки забрасывали. Я, в общем, и так был в порядке. С малышней делился. У них я был в полном и непререкаемом авторитете.

Сбежать из детдома знающему человеку было нетрудно, несмотря на то, что директриса, предполагая у меня появление таких желаний, позаботилась о том, чтобы мне не удалось этого сделать. Однако усиленная охрана не помогла, даже соглядатаи ее из воспитанников проворонили мой уход. И всего-то – чердак и веревка с узлами. Так и ушел без ничего, в одной только верхней одежде, да и то не моей, не по плечу. Дальше, быстро меняя троллейбусы, добрался до окраины Москвы, где были обширные гаражные кооперативы, некоторые еще строились и, открыв спрятанным ключом один из боксов, проник внутрь.

О том, что нужно делать запасную нычку, я еще зимой подумал, когда меня кинули на отчисления. Конечно, они шли не в таком масштабе, как композиторам – членам Союза, но все же за официальные концерты, а главное пластинки, оплата шла. За левые, естественно, нет. Не скажу, много или мало, мне таких данных не сообщали, но раз весной директрису ее новый муж привез на новеньком «москвиче», становится понятно, что все же деньги есть, и та как-то смогла провести часть мимо кассы. Может, я и напраслину на нее возвожу, возможно, честная она, отрицать не буду, но сама виновата, первый раз попалась на воровстве, так что последствия видны невооруженным глазом. Я ей не доверял никоим образом. А новые песни, которые сама же пообещала