Фактор вознесения - Фрэнк Герберт

Криста отметила, что Рико чувствовал себя на яхте как дома — он улыбался, правда, криво, словно согласился на это путешествие против воли.

— Ты когда-нибудь плавала на таких яхтах? — внезапно послышался голос Бена.

— Никогда, — призналась Криста. — Я любовалась ими из своего окна в Теплице. Но эта яхта лучше всех, что я видела.

— Давай теперь рассмотрим три варианта пути, — сказал Бен, выводя на монитор какие-то диаграммы. — Сейчас мы плывем на самой лучшей яхте из всех, что есть на Пандоре: как на воде, так и под ней. У нее самый мощный двигатель, чтобы перемещаться по поверхности океана, но он легко заглохнет в густых зарослях келпа. Однако благодаря старому доброму двигателю Бангассера, который черпает энергию прямо из воды, а стало быть, в водной среде вечен, мы сможем двигаться со скоростью, которую никому не удастся развить. Если же мы все-таки решим подняться в воздух, придется помнить о том, что топливные баки нужно периодически заполнять.

Он взглянул на Эльвиру, словно ждал от нее подтверждения его слов, но та промолчала. Бен вздохнул и продолжил:

— Сейчас мы опускаемся все глубже. А лазпушки под водой работают куда хуже, чем в воздухе. С другой стороны — нас легче вычислить, потому что все келпопроводы под контролем…

— Чтобы нас теперь отыскать, Флэттери нужны семь пядей во лбу! — хохотнул Рико. — Выше нос, ребята! Мы погружаемся!

И, видя, что ни Бен, ни Криста не разделяют его энтузиазма, он пожал плечами и присоединился к погруженной в расчеты Эльвире. Теперь уже двое склонились над консолями, рассчитывая оптимальный курс, а Криста тем временем завороженно следила, как вода медленно смыкается над плазом рубки.

Как это ни смешно, но когда заходил разговор о жизни Кристы в келпе, именно Флэттери мог понять ее лучше всех. Ведь он пережил гибернацию — удивительное состояние тела и духа, поддерживаемое тупыми автоматами. Если верить его ученым, то и Криста провела юность в анабиозе с келпом: его сотни миллионов ресничек подпитывали ее кислородом и энергией. Специалисты были готовы чем угодно клясться, что именно таким образом она и просуществовала двадцать лет, пока однажды Флэттери не решил ради нужд Контроля над течениями подрезать и укротить ее родительский келп.

— Это как до двадцати лет оставаться в эмбриональном состоянии, — призналась она Бену однажды. — Ну не знаю, как еще объяснить — нет таких слов. Ты не ешь, не дышишь, почти не двигаешься. Людей ты встречаешь только в навеянных Аваатой снах. Сейчас я уже не могу тебе рассказать, что я видела во сне и чем или кем была тогда — все так смешалось. Да меня как таковой просто не было, пока однажды… Пока не настал тот самый день. Но Флэттери знает, каково это. И Макинтош тоже. И тот мозг, что Флэттери хочет подключить к безднолету, тоже знает.

— Но ведь это ужасно! — вырвалось у Бена, и тогда Криста впервые в жизни осознала, насколько это ужасно .

Погружаясь, яхта качалась все сильнее, и эта качка вернула Кристу из прошлого в настоящее. Ее замутило, но она не могла оторвать взгляда от темнеющей массы воды над головой.

«Ко мне нельзя прикасаться — это закон!»

Но тут ей снова вспомнился тот поцелуй. Он длился не более мгновения, но навсегда запечатлелся в памяти. Даже в этом жарком климате Криста была вынуждена по приказу директора скрывать тело под одеждой. Но стоило ей остаться одной в своей комнатке, как она срывала опостылевшие тряпки, наплевав на все сенсоры Флэттери, которыми была напичкана квартира.

И тогда каждой клеточкой кожи она впитывала дивные ощущения, которые дарили прикосновения ветра и света. Если за весь день ничего интересного не происходило, она машинально отмечала тысячи мельчайших соприкосновений между обслуживающими и изучающими ее людьми. После всего этого ей было трудно думать о себе как о человеке . Но теперь, когда она пусть мельком, но увидела, как ее боготворят другие люди, с ней что-то случилось, и внутренние преграды стали рушиться одна за другой. Никогда еще она не чувствовала себя такой свободной!

По мере погружения давление внутри рубки все увеличивалось, и Криста почувствовала, как заложило уши. Затем она поймала себя на том, что вдохнула уже минуту назад, но забыла выдохнуть. Усилием воли она приказала себе расслабиться. В рокот мотора вплетались чьи-то голоса. О чем они говорили?

— Как ты себя чувствуешь?

Голос Бена словно позвал ее куда-то. И вот уже Криста вознеслась над крышей рубки, над плещущимися над ней волнами… Она зависла на высоте нескольких тысяч метров над Калалочем и с удивлением разглядывала свои длинные коричневые щупальца.

Она была дирижабликом, плывущим высоко в небе. Его тень должна была скрыть от досужих глаз маленький кораблик, погружающийся в воду далеко-далеко внизу. Криста продолжала ощущать свое человеческое тело и в то же время до последней клеточки была и реющим в небесных высотах оранжевым шаром с золотым парусом.

Откуда-то издалека до нее донесся зов Бена Озетта. Его голос был пуповиной, соединяющей их обоих. Рукой друга, протянутой упавшему. Он увлекал ее назад, на борт «Летучей рыбы».

Ощутив чье-то прикосновение к щеке, Криста в испуге отпрянула, но Бен и не думал убирать ладонь.

— Как ты меня напугала, — прошептал он. — Ты словно спала с открытыми глазами и почти не дышала.

Подчиняясь его жесту, Криста попыталась сесть и только сейчас заметила у своих ног Рико. Оператор, по обыкновению что-то ворча, распаковывал аптечку. На руках у него были перчатки. Ярко-синее небо над рубкой теперь превратилось в зелено-серую муть океанских вод. Неизвестно откуда Криста знала, что они уже движутся по келпопроводу, начинавшемуся в северном от порта направлении.

Рико взглянул на руку Бена, ласкавшую щеку Кристы, да так и застыл на месте.

— Я была не здесь, — сказала она. — Где-то высоко-высоко в небе. Я была дирижабликом, охранявшим наш кораблик. Но вы позвали меня, и я вернулась.

— Дирижабликом? — нервно рассмеялся Бен. — Привидится же такое. «Газмешок кружит в сумрачном небе. Его щупальца так нежно прикасаются ко мне…» Знаешь эту песенку? «Приди и уйди».

— Я знаю лишь то, что для дирижабликов это бессмысленная игра слов, не имеющая никакого отношения к жизненно важному акту распыления спор. И мне это не привиделось!

Может быть, ее тон был слишком резким? После этих слов губы Бена сжались и превратились в тонкую ниточку, и Криста испугалась, что не знает, как остановить этот страшный процесс.

Рико поднялся с колен и, ни слова не говоря, запихнул аптечку под сиденье. От его сгорбленной спины исходили флюиды страха и злости. Никогда в жизни Криста не ощущала мир так остро: каждую мелочь, каждый запах.

За плазовой перегородкой плыл фантастический подводный сине-зеленый пейзаж, но ее это зрелище мало трогало. Как и город, о котором она запомнила самую малость. Слишком много впечатлений за такой короткий срок.