Владыка Нового Мира 2 - Максим Злобин

А он благодаря этому никогда не будет бедствовать, ведь будучи лекарем действительно может вылечить самую безнадёжную хворь – быстро и наверняка.

Теперь же… теперь Вадим Евграфович ощутил в себе настоящую мощь безо всяких «но»! Мощную, как… как мощь!

А что самое удивительное, он сразу же понял во что именно трансформировался его новый дар и как он работает. И это было так естественно, как будто бы у Менделя появился новый орган осязания. «Мендялина» – почему-то вспомнил он дразнилку со времён школы, которая периодически приходила на смену «Пенделю».

И теперь благодаря этой волшебной мендялине он стал настоящим боевым лекарем. Что подразумевается под словом «боевой»? Да то, что теперь он мог лечить дистанционно; прямо во время сражения. Даже в старой Российской Империи таких магов по пальцам можно было пересчитать, а здесь, – в Иномирье, – возможно и нету таких кроме него.

Сказка. Просто сказка.

Ну а теперь о ложке дёгтя. У уберплюшки были условия применения. Вторым магическим даром, уже накрепко сросшимся с основным, был дар звука. И по идее эта штука была заточена на разрушение, – направленные звуковые волны, порождённые годным «звуковиком», лопали противнику барабанные перепонки, вышибали дух, а то и вовсе могли пошвырять в пространстве.

Но! Для Вадима Евграфовича дар целительства всё же был основным, и потому возобладал. Так что теперь он мог лечить звуком.

И кстати! При упоминании магии звука, воображение сразу же рисует визжащего человека, а ведь это не всегда так. Да, действительно, добрую половину «звуковиков» можно подвести под это описание. Но другой половине совсем не обязательно было натруждать голосовые связки до предела, да и открывать рот вообще. Для того, чтобы магия свершилась, им куда важней было организовать определённым образом упорядоченное и тщательно структурированное колебание воздуха…

Ну то есть музыку.

– Простите-извините, – сквозь праздную толпу Вадим Евграфович пробирался к сцене. – Извините-простите.

Петь Мендель не умел. Во всяком случае не на трезвую голову точно, – тот караочный набор из трёх песен пусть останется тайной тёмных и задымлённых кальянным дымом подвалов. Зато Вадим Евграфович посвятил часть подросткового возраста тому, чтобы научиться играть на гитаре.

– Извините-простите…

Запрыгнув на сцену, барон попросил у музыканта одолжить инструмент. Получил его буквально сразу же, – прислуге отказывать гостям князя было не с руки, – и люди в толпе начали оборачиваться в сторону Вадима Евграфовича. Ожидали, что сейчас будет какой-то номер в его исполнении, но тот… тот и так опаздывал!

– Простите-извините, извините-простите, – спрыгнув вместе с гитарой со сцены, Мендель снова рванул на выход.

– Каков романтик! – услышал он вслед. – Удачи вам, юноша!

– Спасибо!

Затем снова выбежал в холл, где на Харона уже надвигалась четвёрка охраны, и застыл с немым вопросом на лице.

– Начинай! – крикнул Харламов.

И Мендель начал. С первых аккордов было понятно, что играет он нечто жгучее и необычайно страстное, – на слух то ли испанщина, а то ли цыганщина. А вот что именно он и сам до конца не понимал. То была чистой воды импровизация; пальцы сами комбинировали ранее заученные элементы, а мысли Менделя сейчас были направлены совсем на другое.

А именно – на лечение.

Пока всё не началось, Вадим Евграфович решил обезболить друга. Ведь даже если он будет за долю секунды излечивать несовместимые с жизнью раны, какой в этом толк? Ведь этих долей вполне хватит для того, чтобы Харон начал корчиться от боли.

– Крас-с-савчик! – крикнул Харламов, призвал весло и заверте…

Прежде чем гвардейцы успели среагировать, Харон уже шарахнул одного из них веслом по затылку. Однако… странно как-то. Единожды Мендель уже видел, как его друг орудует веслом, и дури в нём было столько, что голова гвардейца должна была либо проломиться, либо вообще оторваться. Однако тот просто сознание не потерял, и то не сразу. Схватился за затылок, шатаясь сделал пару шагов и лишь затем рухнул.

А вот ответка Харону прилетела моментально.

Мощный столб пламени прямо в упор от одного из гвардейцев, физически-усиленный удар в ухо от другого и тычок саблей от третьего. Евневич уже бежал прочь, парнишка-слуга застыл, а Харон как будто бы задумался и застыл без движения посреди той мясорубки, которую над ним учиняли. Или же…

«Нет», – понял Мендель. – «Не задумался. Меня проверяет», – и постарался вложить в гитару ещё чуть больше магии.

Частично спасемый собственными энергетическими щитами, а частично моментальным лечением, Харламов обернулся на него, улыбнулся сквозь огонь и показал большой палец.

А потом…

* * *

…а потом эти черти смекнули, что к чему! И как же, сука, быстро!

Не успел я сообразить что к чему, как гвардеец-физик в один прыжок оказался рядом с Менделем, отобрал у бедолаги гитару, разломал её о колено и снова бросился на меня. Щиты я просадил нарочно, а потому сразу же стало больно.

Стараниями огненного ублюдка фрак начал заниматься пламенем, а гад с саблей полоснул мне лезвием по предплечью. Я уж было собрался начать сливать божественную энергию на экстренное восстановление щитов, но тут:

– Хуютное ка-А-фээЭэээ!!!

Боль ушла. Но физическая боль – ничто по сравнению с теми муками, что сейчас испытало моё чувство прекрасного.

– Нау ли цэ сплить тё! На! Й! Ме-е-Е-еее…

И это подстегнуло меня поскорее закончить начатое. Гвардейцы с саблями я элегантно перебил ноги, физику разбил гребной лопастью всё лицо, а огневику сперва ткнул по яйцам и окончательно вырубил с колена в шнопак. Да, эти методы можно назвать негуманными и даже подлыми, но давайте не будем забывать… я сейчас делаю всё, лишь бы не убивать.

Толстозадая паскуда Евневич уже выбежал на улицу, а вот парнишка-слуга…

– За-а-а-автра в семь двацать…

– Хватит! – крикнул я Менделю. – Пожалуйста, замолчи!

– Ладно…

…парнишка-слуга оцепенел. И это очень удачно.

– Парень, – я подошёл к нему и аккуратно помахал ладонью перед лицом. – Ты меня слышишь?

– Ды-ды-да.

– Отлично. Там, в зале, на стене висит проектор, – начал вполне спокойно объяснять я. – Мне нужно на него кое-что вывести. Ты знаешь, где находится комната с аппаратурой?

– Ды-ды-да.

– Ещё лучше. Проводи нас и останешься жив. Договор?

– Да-да-договор.

Но не успели мы и шагу сделать, как сверху раздался топот ног. Весьма бодрое подкрепление гвардейцев уже спускалось вниз по ступеням. Но это не страшно! Энергии по-прежнему завались, масштабное побоище по коридорам не устроить, а Мендель… звёздочка моя! Драгоценный мой Седой Опездол сейчас как никто другой заслужил поощрение.

– Играешь классно! – крикнул я, подбежал и схватил его за руку. – А вот петь не надо! –