Битва за Землю - Елена Долгова

— Ваши слова часто окрашены иронией.

— А что мне остаётся? Бывают вещи, которые хочется изменить, но никак не получается забыть. Таким, как вы, наверное, проще. Ферей — комфортный мир.

— Заблуждаетесь. У нас тоже бывают душевные раны. Псионики умеют их лечить.

Кэсси задумался, машинально вращая в ладонях чашку. «Она уверена, что тоску можно излечить. Я хочу забыть нексус и старую Сирму в огне. Хочу забыть Вар-Страана, крики его пленников и собственную слабость. Пусть даже не забыть, но вспоминать как нечто постороннее, без горечи».

— А не могли бы вы… — начал он с некоторой надеждой.

— Нет, — сразу и мягко возразила Фелиция. — Простите, Кэсси, но такое сострадание мне не по силам.

— Простите. Ваш отказ я понимаю; копаться в моём разуме — занятие не из приятных.

— Ничего подобного я не говорила.

Тр-Аэн отставил чашку и уставился на картину маслом с панорамой Млечного Пути. «И что же она, чёрт возьми, имеет в виду? Ферейке противно копаться в моих воспоминаниях, но она согласна, или не противно, но несогласна? Тут уже не логика, а какой-то логический парадокс».

— Не понимаю, — наконец сознался он.

Фелиция положила в сторону витую вилочку. Теперь она тоже разглядывала Млечный Путь.

— Я потеряла семью и едва не погибла сама, — наконец заговорила она. — Вы спасли мою жизнь и ответили на мои вопросы, хотя, как все сирмийцы, отчасти склонны ко лжи. Вы живёте на грани одержимости, и я хотела бы вам помочь, но…

— Что «но»?

— Взаимная телепатия — слишком близкий контакт.

— Вы боитесь?

— О, нет… Я умею контролировать себя. Дело скорее в сирмийских обычаях. Я слышала, что ваш народ ненавидит телепатию, допуская лишь слабый ментальный контакт с самыми близкими. Вас это не смущает?

— Меня? Вовсе нет. Я ощущаю жгучее любопытство. Может быть, чуть-чуть влечения, потакать которому не собираюсь. Можете не беспокоиться, Фели, я вовсе в вас не влюблён.

После этих слов Тр-Аэна случилось нечто забавное — Фелиция засмеялась. Кэсси никогда не видел смеха ферейцев. Он напоминал лучик солнца на поверхности льда — слишком лёгкий, чтобы растопить этот лёд, но от этого не становился менее искренним.

— Ах, простите. Я не уверена, что выразилась понятно. Разве у вас нет тайн, Кэсси Тр-Аэн? Разве сирмиец доверяет посторонним?

— Ах, вот оно что! Не волнуйтесь. На мне дважды испробовали ментальный сканер, после чего количество тайн сильно поуменьшилось. И, чтобы совсем вас успокоить, я снимаю свою просьбу. Забудьте о ней.

Фелиция вздрогнула и обняла себя за плечи, словно защищаясь от дуновения холода. «Ментальный сканер», — прошептала она очень тихо, но разборчиво, а потом резко встала с кушетки.

— Пойдёмте, капитан, здесь неподходящее место для телепатии.

— То есть, вы передумали?

— Да.

— Тогда лучше в мою каюту.

«Что-то как-то быстро, и мне на самом-то деле немного не по себе, — думал Тр-Аэн, шагая по коридору. — Та-Ниро, мой приятель по Консеквенсе,, очень опасался ферейцев, но отчего? Да нет… ерунда. Та-Ниро просто идиот и одержим ксенофобией. Фелиция — аристократка. Аура её тайны — просто результат воспитания».

— Вам лучше сесть в кресло, — сказала ферейка, когда, придержав подол зелёного платья, перешагнула порог каюты.

— Хорошо.

Кэсси опустился на жёсткое и низкое сиденье, спроектированное, наверное, гирканцами, упёрся лопатками в спинку и слегка запрокинул голову.

— Нужно думать о чём-нибудь конкретном?

— О, нет, ни о чём.

Фелиция Минтари подошла вплотную, остановилась за спинкой кресла. Тр-Аэн не видел её, но чувствовал безмолвное присутствие, шорох платья и запах духов.

— Мне придётся до вас дотронуться. Вы готовы?

— Да.

Прохладные пальцы коснулись висков Тр-Аэна.

Он ожидал вспышки, ярких иллюзий или мучительных картин, но ничего подобного не произошло. Контакт походил на солнце ранней весны — ещё не слепящее, но уже тёплое; оно касалось льда, превращая его сначала в бесформенное нечто, а потом — лишь в светлую воду и песок. «И это всё? — подумал Кэсси. — Та самая ужасная телепатия? И чего, во имя Космоса, я боялся?». Он ощущал лишь тепло и покой. Собственные мысли ферейки, если и проглядывали сквозь эту завесу, то как-то не особенно. Старая Сирма была потеряна; осознание этого вызывало лишь лёгкую, горьковатую грусть. Вар-Страан исчез, растаял в месиве грязного снега. По щеке бродил одинокий солнечный луч…

Через некоторое время картина переменилась и даже в лучшую сторону. Бескрайнее поле ровной травы простиралось до самого горизонта. На небе не осталось ни облачка. Кэсси пошёл вперёд, подставляя лицо ветру, и чем дальше он уходил, тем менее желал возвращаться обратно. «Это Лимб? Великолепно. Я встречу здесь маму».

Сначала каждый шаг давался легко, но постепенно идти становилось труднее. Встречный ветер бил в лицо, толкал в корпус, не давал разглядеть линию горизонта, и всё же Тр-Аэн брёл вперёд, пока не пошатнулся в изнеможении.

— Кэсси! Стойте, Кэсси! Немедленно назад!

Это прозвучало будто удар грома. Тр-Аэн резко вдохнул, выдохнул и открыл глаза.

Иллюзия Лимба исчезла. Силы вернулись. Фелиция больше не стояла за спиной; она склонилась над сирмийцем с опечаленным выражением лица.

— Получилось не очень просто, — сказала она, поправляя выбившуюся из причёски прядь. — Теперь ваша бессонница исчезнет.

— Куда я шёл?

— Туда, куда ходить не следует — в воображаемый загробный мир. Я вас вернула, хотя и не без труда. Как самочувствие?

— Прекрасно. Ещё чуть-чуть, и я встретил бы своих мёртвых родственников.

— Это ирония? Как раз встреч с покойными лучше избегать, — сказала Фели, слегка нахмурившись. — Простите, я не самый лучший телепат.

— Вы — прекрасный телепат. Главное — на Вар-Страана мне теперь наплевать.

— Я ваши утраты… разве они вас не печалили?

— А вы не слышали, как мы, сирмийцы, справляемся с утратами? Делаем себе наколку. Чем сильнее боль, тем глубже татуировка. С течением времени она выцветает… А когда выцветёт совсем, закончится и боль. Можно и мне задать вам вопрос?

— Конечно.

— Правда, что в иллюзиях прошлого вы видели нечто большее, чем видел я?

— Да, правда.

— Сожалею, если там были отвратительные картины насилия.

— Вам не за что извиняться, Кэсси. Вы прошли через всё и не утратили рассудка.

— Сойти с ума — участь так себе, но холодное сердце для сирмийца