Темный феникс. Возрожденный. Том 2 - Фёдор Бойков

деревьев появилось около десятка человек в лёгком, но функциональном снаряжении с шевронами императорской гвардии. Это были истребители монстров, но я не видел ни одного из них в лагере перед началом испытания.

— О ваших людях позаботятся, — канцлер указал рукой в сторону дозорной башни с выдвижной платформой и неспешно направился к ней, поманив меня следом. — В лагере есть всё необходимое для первой помощи пострадавшим.

Команда истребителей, не дожидаясь дальнейших приказов, разделилась. Трое из них подхватили Лаптева, Орехова и Голубева на особый манер — закинув тех на плечи. Ещё один протянул прихрамывающему Назарову ампулу с обезболивающим.

Я видел, как напряжение наконец-то начало спадать с лиц моих гвардейцев. Плечи Демьяна Сорокина расслабились, и он впервые за долгие часы повесил автомат на плечо.

Через минуту истребители побежали к платформе так резво, будто на их плечах не болтались раненые бойцы. Мои люди не отставали — без ноши в виде раненых они двигались куда быстрее.

Я перевёл взгляд на Лутковского, который наблюдал за этой сценой с тем же учтивым, нечитаемым выражением.

— Ну что, Константин Валерьевич, — произнёс он, когда все бойцы оказались на расстоянии пары метров. — Позвольте проводить вас. Его величество будет ждать отчёта. А мне не терпится услышать вашу историю из первых уст. Думаю, она будет куда увлекательнее сухих строк протокола.

Он сделал изящный жест рукой, приглашая пройти вперёд, к платформе, где заканчивалось испытание и начиналась новая игра, уже на политической арене. Я кивнул и сделал последний шаг, чтобы выйти из леса. Лутковский шёл рядом с таким видом, будто наслаждался прогулкой.

— Когда-то это место называлось Воробьёвыми горами, — сказал он вдруг. — Видом отсюда любовались иностранные послы и горожане, он был символом мощи и величия Российской Империи. Именно сюда привозили важных гостей, чтобы произвести впечатление.

— Благодарю за экскурс, — равнодушно ответил я. — Я изучал историю.

— Ещё бы, — добродушно усмехнулся канцлер. — Насколько мне известно, вы много чего изучали. Но в ваше поле интересов никогда не входила усиленная боевая подготовка, тем более, магическая.

— Обстоятельства изменились, — я пожал плечами, глядя на то, как истребители цепляют себя к металлическому тросу и поднимаются на выдвижную платформу. — Пришлось многому научиться за короткий срок.

— Кстати, об обстоятельствах, — Лутковский замедлил шаг. — Его величество ожидал увидеть другого победителя.

Я промолчал. Наконец-то мы дошли до сути. А то я уж решил было, что канцлеру стало скучно и он отправился в очаг любопытства ради.

— Если вы ожидаете почестей и наград, то можете забыть о них, — серьёзно сказал он.

— Что вы? Как я могу ожидать награды? — я усмехнулся. — Я с самого начала знал, что получу то, что было у моего рода полторы сотни лет.

— Не дерзите, граф, — в голосе канцлера появилась угроза. — Вы отстояли своё право на врата, сохранили целостность своих земель и защитили честь рода. И вы остались живы — это уже немало.

— Вы правы, — я стёр усмешку с лица. — Честь рода и земли стоили того.

— Будьте осторожны, ваше сиятельство, — Лутковский всмотрелся в моё лицо. — Я не могу принять чью-либо сторону, но постараюсь предупредить вас об изменении настроения его величества.

— Зачем вам это? — спросил я, склонив голову к плечу.

— Затем, что я ставлю на вас, граф, — канцлер прищурился и чуть задрал подбородок. — Ваша древняя кровь важна империи. Вы важны.

На этом наш разговор закончился. Мы как раз дошли до троса, и канцлер уступил мне первенство. Я ухватился за трос, который тут же пришёл в движение. Через пару минут я уже был на платформе.

Лагерь встретил меня странной тишиной. Все выбывшие участники испытания, оставшиеся в живых, заперлись в палатках, не показываясь на глаза. Один из истребителей пересчитывал собранные моим отрядом ресурсы, необходимые для победы. Остальные истребители неспешно убирали временные палатки, в которые так никто и не вернулся.

У одной из палаток с красным крестом стоял Демьян с лицом, застывшим в каменной маске. Рядом с ним переминались с ноги на ногу остальные мои бойцы, дожидаясь, пока раненых подлечат целители.

Я рефлекторно активировал взор тьмы и сразу же выцепил у платформы Ерофеева и Воронова. Их отряды, вернее то, что от них осталось, хромали рядом с господами. Княжич Ерофеев шёл, опираясь на плечо своего бойца, но его голова была высоко поднята.

Его тяжёлый и ясный взгляд нашёл меня через всё пространство лагеря. В нём не было ни унижения, ни злобы. Лишь холодное безразличное признание моего права. Ерофеев коротко и почти незаметно кивнул мне. Я ответил тем же.

Воронов же сжимал кулаки, ковыляя к палаткам. Его аура колыхалась вокруг него чёрным маревом ярости. В меня впился его взгляд, обещая угрозу, но я даже не моргнул. Этот парень мне не соперник.

Следом за ними на платформе появился отряд Эдварда Рейнеке, который совершенно не пострадал. Юлиана Орловская поддерживала обоих выживших людей из своего отряда и не смотрела по сторонам. Я видел, что девушка устала настолько, что едва держится на ногах, но при этом она держала спину ровной.

Стоило им сделать десяток шагов, как помощник канцлера использовал сигнальный артефакт, призывая всех участников собраться в центре лагеря. Из палаток постепенно выбрались выжившие аристократы.

Кирилл Щепин демонстративно игнорировал меня, глядя куда-то в сторону. Софья Миронова делала то же самое, надув при этом губы. Выглядела княжна великолепно — она сменила доспехи на брючный костюм, который подчёркивал все достоинства её фигуры.

Анна Кожевникова улыбнулась мне счастливой улыбкой, кивнув в знак приветствия. Я указал подбородком на княжну в немом вопросе, и Анна часто закивала, подтверждая исполнение договора и отмену кабальных союзных отношений. Я показал девушке большой палец и улыбнулся.

Моя улыбка слетела с губ, едва я встретился взглядом с Ильёй Давыдовым. Я уже жалел, что не прикончил его, когда была такая возможность. Но, с другой стороны, останься он тогда скованным тьмой, его убил бы не я, а хемар. И не было бы никакого отмщения, как и восстановления справедливости.

Илья смотрел на меня открытым взглядом, в котором не читалось былое презрение. Вместо него была холодная, почти безличная оценка, будто он пересчитывал шансы в предстоящей партии. Он словно размышлял о чём-то, оценивая меня и принимая важное для себя решение. Вот только княжич видел лишь часть моих сил, поэтому мне была не понятна такая перемена в его поведении.

Более того, этот ублюдок ещё и кивнул мне с таким видом, словно мы просто знакомые или деловые партнёры, которые встретились на прогулке, а не заклятые враги. Я уже сделал