Тайные тропы Бездны - Валерий Шалдин

Дина умильно глядела на выловленных ею учителей, которые сейчас смирно сидели, образовав кружок и, глупо улыбаясь, пялились друг на друга и на Дину. По её левую руку, сложив руки на коленях, присела информатичка Ия Сафаровна. Дальше, по часовой стрелке, уселся математик Никодим Викторович. За ним умостилась зам директора по воспитательной работе Инна Валентиновна. Если Ия и Никодим внешне выглядели совершенно безмятежными, то Инну Валентиновну что-то постоянно тревожило и заставляло оглядываться. Дальше устроилась бабушка Мамошина Алевтина Георгиевна: она совсем тихонько что-то бормотала и не знала, куда деть свои руки. Ну, и за Мамошиной угнездился трудовик Семён Митрофанович Безпалько: внешне совершенно спокойный и невозмутимый.

Спокойненько сидят голубчики — плотоядно улыбнулась Дина — ничего сейчас я вас своими вопросами немного раскочегарю, оживёте вы у меня, как миленькие: ничто не пробуждает интерес больше, чем чужое горе.

— Увы, коллеги, мы все друг другу демоны и ангелы, и у каждого есть свои слабые места, готовые в любой момент дать трещину. Наше общество…  В нем никогда не было равенства, зато царит безнравственность и отрицание толерантности, поэтому у многих людей развивается аллергия на окружающий мир.

Коллеги мало что понимали, но согласно кивали, как китайские болванчики.

— Но мы с вами люди современные и воспитанные, поэтому предаваться пессимизму не будем, а смело обсудим некоторые щекотливые моменты. Информация из этого кабинета, естественно, никуда не уйдёт: останется между нами. Итак, кто желает высказаться?

Дина не стала уточнять, что всю информацию она записывает на диктофон: зачем подопытным такое знать, не на исповеди же они.

Первой, на удивление, захотела высказаться математичка бабушка Мамошина. Видно накипело у Алевтины Георгиевны предостаточно.

Дина поощрительно улыбнулась, дескать, давай, зажигай Георгиевна: смелее, смелее, здесь все свои. Процесс, как говорил, товарищ Бабель, пошёл.

— Я вам сейчас всё честно скажу, — шамкая вставной челюстью, начала Алевтина Георгиевна, — я дура. Полностью набитая дура от пяток и до макушки, и с каждым часом всё дурнее становлюсь.

— О, как! — тихо про себя обрадовалась Дина. — Сразу такое провокационное заявление. Это замечательное начало, и оно предвещает скандальчик.

— Я уже забыла несколько букв, — голос Мамошиной окреп. — Например, я совершенно забыла буквы «Щ», «Ы» и эту, как её, ну ту с хвостиком…

— «Й», — пришёл на помощь Безпалько, при этом он солидно откашлялся.

— Ага, спасибо… И цифры некоторые я забыла, — продолжила явно сумасшедшая бабушка. — Цифры восемь и четыре, вот, хоть убей, не вспомню. И это меня беспокоит…

Вот это номер — подумала Дина — преподаватель математики забывает на ходу цифры. Завтра же запись с диктофона покажу директору школы: пусть послушает, кого она здесь у себя пригрела, маразматичек всяких. А коллеги сидят, как будто их это не волнует, что странно.

Дина хотела подстегнуть дискуссию, сказав что-нибудь умное, но дискуссия продолжила набирать обороты и без её слов.

— Да, меня это сильно беспокоит, — продолжала несчастная Мамошина. — И я предприняла меры…

— Какие? — встряла Дина, чтобы хоть что-то сказать. — Опишите, пожалуйста.

— Я решила накраситься, — кивнула на поощрительные слова Мамошина.

— И? — с удивлением сказала Дина.

— Вот тут беда коллеги, — выпалила Мамошина, чуть ли не теряя вставную челюсть. — Я, как оказалось, и накрашенная страшная. Меня это тревожит до селезёнки. От этого я зверею и хочу кого-то прибить… ..лопатой. Непременно лопатой.

— Вот, вот, — встряла в разговор Инна Валентиновна. — Как я вас, голубушка, понимаю. Мне, что характерно, и самой хочется кого-нибудь прибить или покалечить. Лопата — это здорово. Меня вот тоже обуревают тревоги, постоянно что-то где-то шебаршит рядом, слова всякие, стыдно сказать какие: мат-перемат и скабрезные предложения. Про свои сны, коллеги, я вообще молчу. Это разве сны? Разве тут выспишься, когда полночи кого-то разделываешь большим мясницким ножом. Хрясь — голова отлетела, хрясь — рука в сторону… и кровища кругом! Кровищщща! Как на скотобойне. И запах соответствующий. Думаете приятно всю ночь ножиком махать? Утром встаёшь усталым, как после смены. Тут на работу надо переться. Вот такая проблема.

— Фи, ножик, коллега, это пройденный период, — вклинился в разговор Безпалько. — Пора вам, коллега, переходить на топорик, а ещё лучше на бензопилу. Это гораздо продуктивнее получается. Отвечаю. Пока вы там одного человечка своим ножиком разделаете или лопатой укокошите, бензопилой можно кучу народа расфасовать. Гораздо, доложу вам, эффективнее получается.

— О, бензопила, это здорово, круче лопаты, — зашлась в экстазе зам по воспитательной работе. — И кровища!!! — она закатила глаза.

Дина, сидела с округлившимися глазами, и не смела даже слово вставить в оживившуюся дискуссию. Странно как-то всё. Дискуссия завернула куда-то не туда. Правда, коллегам направляющие слова Дины уже и не требовались. Они все разом хотели высказаться по теме, и немедленно. Накипело.

— Вот с голосами у меня всё нормально, — солидно продолжил Семён Митрофанович. — Живу с ними мирно, душа в душу, хотя они иногда безобразничают и предлагают: «Убей! Убей! Возьми топор и замочи! Сделай на уроках труда огнемёт и сожги эту школу к ебеням». А я не желаю никого убивать просто так, из-за каких-то голосов в голове, даже мочить почти никого не хочу, и жечь тоже не очень хочу, но руки чешутся. Вот спать я хочу тихо и мирно, а не получается. Из-за нервов. Да и то — как я могу быть спокоен и выдержан, если у меня не только клетки нервные, но и вся система нервная. Сна у меня от этого нет! Ни в одном глазу. А если когда и есть, то снятся всякие, прости Господи, лошади. И я верхом на них. Мне, коллеги, не очень-то по душе, чтобы разумное существо прыгало у меня между ног всю ночь.

— Кровищщща! — сама с собой о чём-то беседовала Инна Валентиновна. При этом она протягивала вперёд руки, растопырив пальцы, и делала страшные глаза.

— Э, — вставила междометие потрясённая Дина. На большее её не хватило.

Безпалько, не обращая внимания на выкрик Инны Валентиновны и на потуги психологини что-то сказать, продолжал:

— Голоса — это фигня, а сон у меня плохой, это да, с этим делом беда, — нахмурив брови, продолжил он. — Вчера снилось, как мы с завхозом гонимся за Валькой Ляшко, ну вы знаете эту девицу, ученица десятого класса. В девке, наверняка, сто кило чистого веса. Во разъелась девчуля, здоровое питание нас всех побери. На стуле еле помещается. И прикиньте, коллеги, мы с завхозом совсем голые, в чём мать родила, за Валькой гонимся. Еле поймали. Вот к