Федор Годунов. Стылый ветер - Иван Алексин

— Ладно! — отмахнулся я от сотника. Нет у меня времени с ним пререкаться. — За дорогой следите.

— Присмотрим, — стрелки, встав цепью поперёк дороги, быстро вставили в стволы байонеты и положив у ног приготовленные для ближнего боя пищали, начали споро заряжать вторые. — Отчего не присмотреть?

Истошный женский визг, и сунувшийся в возок Семён отшатывается прочь, невнятно мыча.

— Кто там? — заглядываю я в возок в свою очередь, уже заранее зная ответ. Просто даже представить себе не могу, чтобы Ксения так вопить могла. Словно поросёнка на бойне режут. — Ну, и кто ты такая будешь?

Вопрос был не праздный, потому, как я и ожидал, эта молоденькая девчушка одетая в богатую шубку с длинными расшитыми золотым шитьём и жемчугом декоративными рукавами, на мою сестру совершенно не походила.

— Без убивай, боярин! — сменила вопли на горький плач девушка. — Машка я. Холопка Алексея Григорьевича.

— Это Долгорукова, что ли?

— Его, господин. Одел в богатое и повелел в возок садиться. Я и села. Смилуйся, боярин! Сирота я!

Над лесом ещё раз громыхнуло, заставив меня заскрипеть зубами. Времени нет совсем. Спешить нужно. Ладно, позже решу, что с этой сиротой делать.

— Косарь, — оглянулся я на сотника, вцепившегося зубами в бумажный патрон. — Мы на помощь поскачем, а ты здесь оборону займи. Если врагов много будет, по пищали разрядите и в лес. И за девкой присмотри, — крикнул я ему, уже вскочив на коня. — Чтобы не обидел никто! За мной! — крикнул я своему отряду. — Нужно своим помочь!

Мы почти успели. Бой проходил всего в километре от устроенной нами засады, поэтому скакать далеко не пришлось. Вот только и здесь схватка много времени не заняла. Мы проскочили очередной поворот и я придержал коня, смахивая с лица налипшие хлопья снега

— Ого! Да тут бойня похлеще чем у нас была!

Я передёрнул плечами, мысленно соглашаясь с возгласом.

. Узкая, зажатая с двух сторон дорога была усыпана одетыми в красные кафтаны телами. Испуганно ржали лошади, нервно переступая копытами по пропитанному кровью снегу, сноровисто шастали воины, сноровисто грабя убитых и добивая раненых, показались из леса стрелки с надетыми на пищали байонетами.

— Вижу и вы там управились, Фёдор Иванович, — направил коня в мою сторону Подопригора. — А то, вернулось сюда несколько всадников. Так вместе с остальными в землю и легли.

Я лишь головой покачал, не сводя глаз с тел в красных кафтанах. Это что же выходит, Шуйский для моей поимки сотню стремянных стрельцов не пожалел? Личную царскую охрану, сопровождающую его во всех его поездках, в бой кинул. А мы эту сотню смогли уничтожить. Дела!

— Много воинов полегло?

— У меня с десяток, — сразу помрачнел полусотник. — И у Порохни десятка два погибли. Они как в засаду попали, обратно вырваться попытались, даром, что мы всю дорогу деревьями завалили. Вот и пришлось ему им в лоб встречать. Хорошо, что прорвалось совсем мало, иначе бы не сдюжила его полусотня. Добрые бойцы нам достались, — в голосе Якима проскользнули уважительные нотки. — Ну, ничего. Всадников наберём, — глаза Подопригоры азартно загорелись. — Столько добрых коней с боем взяли! Теперь можно и мне, и Порохне свои отряды до полной сотни добрать.

Кому что, а Подопригоре — кони главное. Но тут он прав. Это, пожалуй, самое ценное из доставшейся нам добыче. Хотя, ещё сотня пищалей, что у стремянных была, тоже очень хороший приз. Огненного боя мало не бывает.

— Нужно уходить отсюда, Фёдор, — подъехал к нам Порохня. — Яким, конечно, всю округу обрыскал, но вдруг ещё где царский отряд прячется.

— Москва недалече, — согласился с воеводой Подопригора. — Если хотели тебя схватить, оттуда тоже отряд навстречу выйти должен.

— Соберём трофеи и сразу уйдём, — не стал спорить я. — Ломоть где? Тоже убили?

— Сбёг твой, Ломоть, — весело оскалился Подопригора. — Вот же. Скользкий как налим. Так просто и не ухватишь! Как понял, что дело их проиграно, с коня соскочил и в лес. Не догнали.

— Жаль, — покачал я головой. — Очень мне с ним побеседовать хотелось.

— Так с боярином побеседуй, пока он ещё живой, — пожал плечами полусотник.

— С каким боярином?

— Да вон у обочины лежит, — хмыкнул Яким. — Это тот боярин, которого мне Тараско вместе с твоим Ломтём из Серпухова выпустить попросил. Я ему в сече живот пропорол. Лежит вон теперь, смерти ждёт.

Долгоруков? Ну, хоть какая-то удача!

— Мне бы с ним без лишних глаз побеседовать, — покосился я на Подопригору. — А то он знает кто я. Как бы перед другими не выдал.

— Как скажешь, Фёдор Иванович, — скривил полусотник губы в ироничной улыбке.

Боярина шустро оттащили в сторону, и бросили прямо в снег возле дороги, предварительно обыскав.

— Ну, здрав будь, Андрей Григорьевич.

— И тебе долгих лет, Фёдор Борисович, — выплюнул приветствие вместе с кровью воевода. — Выходит не поверил ты Ломтю. Ошиблись мы.

— Да нет, князь. В том-то и дело, что поверил, — усмехнулся я в ответ. — Только зачем же мне на выручку царевны с малой силой идти, если можно больше воинов взять? Вот и решил я не два десятка, а всю полусотню Порохни с собой забрать да сзади по стрелку с двумя пищалями посадить. С такой силой гораздо проще сестру отбить будет.

— А Ломтю о том почему не сказал? — вяло поинтересовался князь.

— Сам не знаю, — пожал я плечами. — Ведь я ему доверял. За него передо мной Чемоданов поруку держал. Как тут не довериться? А потом решил, что хуже не будет, если я всей правды не скажу. Перестраховался, в общем.

— Пере… что?

— Да это не важно, — отмахнулся я. — Мне бы против вас и вся полусотня Порохни не помогла. Важно то, что я ещё и Подопригору решил с собой прихватить. То сельцо, где он бумажную мельницу разбирал, как раз по дороге была. А Подопригора, он такой, — я на миг задумался как бы получше охарактеризовать казака. — Любопытный, в общем. И любит