Натиск - Денис Старый

кто долгое время был рядом с великим князем, кто наверняка не растерял верность этому правителю, ставшего сегодня царем. Но тот факт, что меня сейчас провоцируют, заставлял сильно задуматься. С одной стороны, византийцы будто подталкивают меня на какие-то действия, указывая, что мог бы даже оставаться в Регентском Совете и что им нужен такой военачальник, как я, с другой стороны — Димитр. Но, я и сам понимал, что становлюсь некоторой не совсем удобной фигурой для монархии.

Вместе с тем, понимая, что монархическая форма правления сейчас наиболее приемлема для России, я не собирался заниматься самоубийством.

— Нынче же все приглашаются на пир! — провозгласил Изяслав Мстиславович, первый русский царь.

На пиру меня ничего не радовало. Еда казалась пресной, хмельные напитки не действовали, да я и не стремился напиться. Оказавшись на втором столе, пусть и по правую руку от великокняжеского стола, я понимал, что это уже целенаправленная политика по указанию мне моего места.

— Воевода братства! — провозгласил изрядно захмелевший Изяслав Мстиславович. — За тебя хочу выпить. Ты и дочь мою не дал в обиду в Константинополе, ты и сестру мою не оставил вдовой в Венгрии. Но ты не можешь действовать и поступать сообразно своим измышлениям. Ты принёс мне клятву верности, так что посему быть тебе в моём подчинении. Но я выпью за тебя.

Я приподнялся и поклонился в пояс русскому царю. Так себе здавица, если по правде.

— А что, воеводишка, государю нашему слово лепое не скажешь в ответ? — выкрикнул боярин Остап Шабеко.

Вот он! А я-то думал, кто будет меня провоцировать на поединок⁈ Самое верное — это убить меня сейчас, на Божьем Суде.

— А я всегда говорил царю лепые слова. Но чаще делом доказываю, что предан ему и русскому царству, — отвечал я.

— Так что, по-твоему никто более ничего и не делает, кроме тебя и твоего Братства? — нарочито громко и угрожающе говорил Остап.

— Отчего же, все делают по мере своих возможностей. Кому-то удаётся во благо Руси и нашего царя взять город, а кому-то сохранить Киев, — говорил ровным голосом я.

Однако, это был очень серьёзный удар по самолюбию самого Остапа. Дело в том, что в булгарскую войну он был оставлен в Киеве и участия в боевых действиях не принимал, по сути, ни в одном серьёзном сражении не видел я Остапа. Вместе с тем, я знал, что Шебеко — боец неплохой, не трус.

Так что в этом боярине говорит ещё по большей степени зависть ко мне, к моим поступкам, моему участию во многих решающих событиях истории Руси. Но я не видел, не услышал, чтобы всея Руси одёрнул своего боярина. Значит, спектакль был режиссирован.

— А так ли ты хорош, как мнишь себе? — выкрикнул Остап.

Это уже был практически вызов на поединок. К слову сказать, не постарался ситуацию как-то сгладить, по крайней мере, отсрочить наш спор на более поздний срок, чтобы не омрачать празднование воцарения Изяслава.

— Ты что, струсил? — рассмеялся Остап.

Он не оставлял ни себе, ни мне никаких шансов разойтись миром и лишь потренировать красноречие. Интересно, что же ему посулил царь за то, чтобы меня не стало? Вместе с тем, Остап не был самым сильным и умелым воином в царском войске. В близкой дружине бывшего великого князя, а нынче царя имелись более умелые мечники. И меня радовал тот факт, что, скорее всего, иные войны не согласились примерять на себя роль такого вот Петрушки.

— Государь, позволишь размяться? — спросил я.

Изяслав Мстиславович молчал. Он будто не был уверен в том, что должно было произойти. Возможно, будучи сам отменным воином, Изяслав понимал, что у Остапа не так много шансов против меня. Ни с кем из ближников царской дружины я уже давным-давно не скрещивал мечи. Но моё мастерство, как фехтовальщика, уже весьма и весьма на хорошем уровне.

Я тренировался везде, в Византии так и вовсе имел возможность проверить зарождающуюся генуэзскую школу фехтования на жизнеспособность, кое-что привнести в нее, но и самому подучиться. Имел также спарринг-партнёров из числа весьма искусных мечников Византии. И были у меня такие наработки, которые позволили бы обескуражить абсолютно любого противника.

— До смерти не бей! Царь не будет доволен, — прошептал мне Димитр.

Я оглянулся в сторону бывшего первого великокняжеского воеводы, который теперь наместничает на Волге, но, если принимать предупреждение и прежние слова Димитра за чистую монету, то… Это заговор против царя? Не успела на Руси образоваться царственная династия Изяславовичей, так уже ее скинуть хотят? Нужно подумать, как с этим сыграть. Хотя, все равно я склонялся к тому, что все это большая провокация.

Мы с Остапом вышли на тренировочный двор Брячиславого подворья в Киеве.

— А, что без панциря своего убоишься со мной встать? — провоцировал Остап.

— И ты свою кольчугу сымешь? — спросил я, задумавшись.

— А и сыму! — с вызовом сказал Остап.

Мой противник явно храбрился, но коленки сложно унять, если они трясутся. И я видел, а где-то и чуял, страх подставного Петрушки.

— Выбор оружия? — уточнил я.

— Да чем хочешь! — выкрикнул Остап.

Этого и требовалось ожидать. Если человеку нужно скрыть страх, то чаще всего он хорохорится. Но неужели не понимает Остап, что он подставной? Если он убьет меня, так все же нормально — Суд Божий, с которым никто и не поспорит. Уверен, что и Братство погорюет, но примет мою смерть спокойно.

Но что будет, если я убью Остапа? Неужели государь обвинит меня в убийстве и посадит в поруб, или даже я стану первым, кого будет казнен в новом государстве? Быть в чем-то первым я люблю, как и многие люди, но перспектива прославиться таким образом… Увольте. Нет, ну не должен же настолько заиграться Изяслав.

Чтобы уничтожить Братство, нужно, как это в иной реальности сделал французский король с тамплиерами, не только меня арестовать, но и разгромить всю верхушку организации, одновременно обрушившись на большинство оплотов Братства. А это почти что и невозможно.

— Что за меч у тебя? — усмехался Остап.

— Испугался? — спросил я вместо ответа.

— Тебя? Нет! — выкрикивал боярин, чтобы, наверное, все горожане в Киеве слышали его.

Я собирался сражаться тяжелой шпагой, которая была сильно длиннее, чем меч моего противника. При этом, моя сила позволяла работать с более тяжелым клинком, специально для меня