На золотом крыльце - Евгений Адгурович Капба

местных меня откровенно выбесил, другие — вызывали симпатию, но доверие… Я и себе-то полностью доверять не мог, если честно. По ряду причин. А уж другим и подавно! Поэтому двигался я по короткому маршруту, меж стволов деревьев, всячески срезая дорогу и избегая людных мест.

Перепрыгнув через робота-уборщика, который деловито пыхтел на тротуаре, всасывая в себя мелкий мусор и сухую листву, я добежал до административного корпуса и внезапно был остановлен опричником:

— Ты кто такой? Стоять, не двигаться! — на меня смотрел ствол автомата Татаринова, с какой-то странной нашлепкой на пламегасителе.

Откуда взялся этот здоровяк в черной броне — ума не приложу! Не было — и на тебе, тычет в лицо автоматом! С небес, разве что, спикировал?

— Михаил Титов, помощник столяра, иду по его поручению за стремянкой и дрелью! — я помахал ключ-картой и добавил: — Меня Ян Амосович на работу принял, в личном деле пометка имеется, вы же опричник — можете запросить…

— Запросил уже, — кивнул бронированный гигант. — Ступай своей дорогой, звиняй за беспокойство. Ловим этого гада…

— Который волосы режет? — не удержался я от вопроса.

— Ага. Сегодня одного парня из команды по «русской стенке» обкорнал, представляешь? Придурок какой-то, а не маньяк! За каким хреном ему волосья?.. Наверное, из вашего брата, студента. Балбес, шуточки шутит, а впаяют-то ему реальный срок! — опричник оказался внезапно разговорчивым. — Иди уже, стремянку свою тащи, Михаил Титов, помощник столяра…

Ну, я и пошел.

* * *

Засада заключалась в том, что со стремянкой так запросто между деревьями не побегаешь, особенно в сумерках. Поэтому, ухватив дрель в одну руку, я повесил лестницу на плечо и, придерживая ее второй рукой, двинул по тротуару трусцой, надеясь, что никого из знакомых не встречу.

— Оп-оп-оп-оп! — неслись веселые и задорные голоса из «Клетки» в такт басам танцевальной музыки. Они там отрывались по полной!

Но кое-кто, некоторые компании и парочки, уже разбрелись по территории. Оно и понятно — дискотека длилась часа два, за это время кто угодно напрыгается. А у парочек дела, наверное, поважнее, чем танцульки, нарисовались. Эх, была бы у меня такая тюбетейка, как у Людвига Ароновича — все бы на нее смотрели, а не на мою рожу… Да и кофта с капюшоном вполне бы сгодилась. Но с одежкой у меня обстояло пока не очень. Никаких капюшонов! Оставалось рассчитывать на везение, но — зря. Зря я надеялся никого не встретить.

Случилось то, что столяр-кхазад точно обозвал бы «очень драматичной ситуацией». Просто как в самой дерьмовой из всех книжек, что я читал в усадьбе деда Кости! Прямо по курсу, в тени высокого раскидистого дерева я увидел Ермолову, и не одну, а в компании какого-то парня!

Какого-то. Вяземского, Афанасия. Скотины этакой.

И он держал ее за локоть, даже не держал — удерживал, потому что вся фигурка Эльвиры была направлена в сторону, а Эля в тот самый момент, когда я появился из-за поворота живой изгороди, что росла вдоль тротуара, с дурацкой стремянкой наперевес, говорила:

— … ничего не было и не будет, уясни это наконец и отпусти меня. А то я закричу! — ее голос звенел.

— Хватит уже строить из себя «не такую», Ермолова! — скривился Афанасий. Я, уже ничего не соображая, рванул к нему со стремянкой наперевес, а он продолжал: — Давай, не ломайся. Просто скажи, чего хочешь, и все!

И даже перехватил Элю за вторую руку!

— С-с-скотина, а ну, пусти ее! — у меня разве что пар из ушей не шел, я бы, ей-Богу, врезал ему стремянкой, и плевать на вторую отметку в личном деле, пусть хоть вообще выгоняют!

— Титов, ты? Не надо! — он-то ее выпустил от неожиданности, а она-то метнулась ко мне и просто взяла — и перегородила всю дорогу! Уперлась ладошками мне в грудь и прямо в лицо смотрела, а у Эли глазищи такие, что…

Вяземский, похоже, оторопел. Он кого угодно ожидал увидеть, но не меня — точно. Небось, у него еще фантомные боли в хлебальнике аукались, хоть его Боткина и подлатала. Да еще и спецовка эта рабочая, и стремянка…

Я тоже немного растерялся, не знал, что предпринять дальше. Точнее — знал, но Ермолова меня с толку сбила своим этим маневром. А, плевать! Не знаю, почему она делает то, что делает, но что должен делать я — это понятно. Потому, поймав взгляд Вяземского, я заговорил:

— У вас тут вызывают на поединок, да? Вяземский, быдло ты туповатое, я тебя на поединок вызываю, слышишь? Ты же сам зассал, да? Или тебе понравилось подносом по морде получать? Чего ты секундантов вчера не прислал? А? — меня несло уже, но Эля пристально следила за мной, и стоило мне сделать шаг в сторону — она шагала туда же, и не давала мне добраться до сраного Афанасия.

Тут на авансцене появились новые действующие лица — какие-то парни, девчонки и даже Иван Ярославович Кузевич — социальный педагог и историк магии. Наверное, опять дежурил по кампусу. И Вяземский сразу осмелел:

— А я и прислал, — сказал он. — Сегодня! Мои секунданты тебя в комнате искали, а потом — по всему кампусу. Понятия не имею, куда ты делся, но — судя по твоей одежке — решил, что учиться тебе не нужно, и занял самое подходящее место. Но, знаешь… Как там тебя? Мишенька? Так вот, Мишенька, раз уж ты сам меня вызвал, то правила поединка и время его проведения выбираю я. Все слышали? Он сам меня вызвал! Деремся завтра вечером, без оружия, на площадке для магических поединков. Только ты, я и всё, что подарила нам Вселенная.

Концовочка у него получилась что надо, пафосная! «Вселенная подарила», ну, надо же! Я бы так красиво нарезать не смог.

— Идет, — сказал я, делая безразличное лицо, как у Розена. — Точное время назначь, у меня с двадцати ноль-ноль дела, мебель надо собирать в новом корпусе. Давай на девятнадцать тридцать? Я успею разбить тебе хлебало еще раз и пойду работать.

— Ну, ты… — он задохнулся от бешенства.

Я тоже умел нарезать, но не так, как он, а по-другому. И к моему вящему злорадству это отлично сработало!

— Девятнадцать тридцать вас устроит, господин Вяземский? — повысил голос Кузевич.

Он стоял и слушал нашу перепалку, до сих пор не пытаясь вмешаться. Похоже, поединки