Железный лев. Том 2. Юношество - Михаил Алексеевич Ланцов

Отряд же как ехал, так и продолжил. Спокойно. Размеренно. Не хватаясь за оружие. Есаул даже рукой помахал, приветственно.

Поэтому к моменту их подъезда все успокоились.

— Давненько вас было не видно, — жизнерадостно произнес поручик, отвечавший за этот пост на северных воротах, ключевых и главных. Вторые ворота выходили к реке и использовались для забора воды, причем с охранением, так как там, бывало, горцы засады устраивали.

— Лекари в седло не пускали.

— Зацепило?

— Клинком, но не сильно, хоть и неприятно. Чудом в седле усидел.

— А это кто? — кивнул он на графа.

— Пополнение к вам привез дивное.

— Дивное?

— Граф Лев Николаевич Толстой. Предписано явиться к вам и зачислится полк с аттестацией корнетом.

— Кем предписано? — нахмурился поручик.

— Государем! — с едва заметной усмешкой произнес есаул. — Сам видел визу его.

— О! Неожиданно! А кто эти люди?

— Они с ним. Казанские дворяне. Он, собственно, не сам приехал, а с оружием. Вон в тех ящиках на лошадях. Заводчик наш граф. Хочет производить современные пистолеты да карабины. Прибыл испытывать. А это — охочие из дворян, что с ним ехать вызвались.

— Ну… лишним оружие у нас никогда не будет. — окинув с головы до ног Толстого, произнес этот офицер. Потом представил чин по чину. Пожал руку графу и остальным дворянам. Ну отправился к зданию коменданта, где и располагался штаб полка. Увлекая за собой Льва.

Быстро дошли.

Расстояния-то небольшие.

Постучались.

И попали на чаепитие. Вполне, надо отметить, обычное. Здесь, в непосредственной близости от Кавказской линии с алкоголем не шалили. Там — хотя бы в дне пути, уже любили и уважали. А тут, как напился, так и умер. Неприятель рыскал порой под самыми стенами.

— Что же мне с тобой делать, — почесал затылок командир полка после того как Лев рапортовался.

— Мне сказали, что штаты укомплектованы и меня зачислят стоять при штабе.

— Да у нас уже семь корнетов при штабе стоит. А слышали, что Государь наш учинил по самой весне? Хотя откуда… в газетах о том не писали.

— Нет. Не слышал.

— Он полки сокращает. Переводит на облегченные штаты, выводя до половины офицеров и нижних чинов в запас.

— Даже те полки, что воюют?

— У нас десять эскадронов супротив положенных шести. Если бы гвардией были — закрыл бы глаза. А так, светлейший князь Воронцов, бьется, но говорит, будто бы многих отправят на покой.

— И тут я… — покачал головой Толстой.

— Именно так. Именно так.

Тут к нему подошел делопроизводитель и что-то шепнул на ушко.

— Что⁈ — не расслышал полковник.

Тот шепнул снова.

— У вас виза и назначение самого императора? — спросил уже Льва Николаевича командир полка. — Откуда?

— Так точно. Я писал ему прошение через Леонтий Васильевича Дубельта, чтобы он позволил мне служить. Направил в действующую армию, а не в гвардию. И он удовлетворил мою просьбу.

— А Станислав за что?

— Отличился во время сильного пожара в Казани. За то, что придумал артиллерией здания рушить, а потом землей присыпать. Через что огонь останавливать. Ну и претворял это в жизнь.

— Почему вас направили в драгуны? — поинтересовался какой-то ротмистр, присутствовавший здесь.

— На все воля Государя. Я не просился в какой-то конкретный полк. Это его выбор.

— Ну-с… даже не знаю. Отказывать Государю не принято. Но поставить тебя в эскадроны не могу[2]. Опыта совсем нет. Людей погубить можешь. Тут у нас в любой момент может случиться серьезное дело.

— Феликс Антонович, так может, я сам?

— Что сам? — напрягся полковник Куровский[3] и даже словно бы рассердился.

— У меня имеется высочайшее дозволение на разработку и производство оружия. И я привез с собой на Кавказ образцы. Если вы позволите собрать команду охотников для их испытания, то этого бы мне было достаточно. На дело выходил бы с ними.

— Охотников из числа полка?

— Всяких. Со мной несколько дворян, которые жаждут. Может, еще кого получится привлечь. По ситуации.

— Положить им жалование не могу. Оно и штатное не выплачивается вовремя.

— Содержать их я могу за свой счет. Мне куда важнее все правильно оформить. Они все прошли ДОСААФ и имеют хорошую физическую подготовку. Каждый совершил из ружей и пистолетов не менее тысячи выстрелов.

Куровский взял бумагу, протянутую ему делопроизводителем.

Прочитал ее.

Потом вторую, поданную им же.

Нахмурился.

И, немного подумав, произнес:

— Вы здесь человек новый. А просите, по сути, маленький отряд под свою руку с прямым подчинением мне. Это ведь верная смерть. И ваша, и ваших людей. Или того хуже — устроите какое-нибудь непотребство, и горцы в наших тылах заволнуются.

— Феликс Антонович, поначалу я буду в деле при полку. Никаких самостоятельных выходов. Посмотрите. Оцените. Приглядитесь.

— Допустим. А если вас убьют? Отвечать за гибель того, кого прислал Государь, у меня нет никакого желания.

— Будьте уверены, Николай Павлович меня сюда отправил не ромашки нюхать.

— А для чего? — с легкой усмешкой поинтересовался полковник.

— Это ссылка, за излишнюю прыть. Мне дали по шапке, образно говоря. Дочку ее из-за меня под домашний арест сажали. Вроде историю ту замяли, но… — развел руками Толстой.

Полковник вновь замолчал размышляя.

— Что у вас за оружие? — поинтересовался он, продолжая буравить Льва Николаевича взглядом.

— У вас есть стрельбище какое?

— Найдется…

Минут через пятнадцать началась стрельба.

Сначала из нарезных карабинов, заряжаемых с казны. Тех самых Jenks, которые Кристиан Шарпс переделал в Merrill. То есть, переделал плунжерный затвор под заряжание льняным патроном. А механизм, известный как «ухо мула», заменил на обычный капсюльный замок.

Вот из них и «застучали».

Мишени, расставленные на дистанциях в сто шагов, поражали каждым выстрелом. Легко. Играючи. Потом на двести шагов перешли. И опять — удивительная точность. Причем темп стрельбы дворяне, прибывшие со Львом Николаевичем, держали в районе трех-четырех выстрелов в минуту.

Неспешно по мнению Льва.

Но весьма бодро, по мнению окружающих, особенно для нарезного оружия.

Перейдя на триста шагов, пошли промахи. Но не очень частые. По крупным ростом мишеням, сделанным в виде щита — этакой двери — стрелять было довольно комфортно.

— Славно, славно, — кивнул полковник. — И в какую цену такие игрушки будешь продавать?

— Да Бог