Небо в кармане 4 - Владимир Владиславович Малыгин

мне дам, кивала то вежливо и чопорно, то небрежно в ответ кланяющимся ей мужчинам. Последние окидывали меня оценивающими взглядами и в зависимости от высоты своего собственного положения или недоумённо хмурились, или глядели весьма снисходительно. А то и вообще презрительно. Наверное, принимали меня за нищего содержанца-альфонса или дальнего бедного родственника, которого его богатая покровительница по какой-то одной ей понятной прихоти намеревается впервые вывезти за границу. Показать мир, так сказать. Или похвастаться им, такое тоже вполне вероятно.

Неужели я настолько бедно выгляжу, поневоле закралась в мою голову мысль. В который уже раз оглядел свой новый мундир, скосил глаза на погоны и ничего крамольного не увидел. Чушь какая! После чего решительно выбросил из головы и свои сомнения, и чужие оценивающие взгляды. В другом тут дело, в мундире. А и верно, я тут один единственный среди них в форме, все остальные в гражданском платье.

Стоило нам только приблизиться к нашему вагону, как стоящий у открытого прохода с важным и вальяжно-барственным видом проводник угодливо согнулся в поклоне и с заискивающей улыбкой очень вежливо попросил предъявить билеты. Получив и проверив оные, тут же предложил проводить новых пассажиров до наших купе, но тут уж резко воспротивились носильщики. С самым решительным видом они похватали наши чемоданы и бесцеремонно полезли в тамбур, предварительно убедившись в свободном проходе. Ещё бы! Кто же за просто так будет упускать хорошие чаевые?

Купе наши располагались одно подле другого. Пока дамы устраивались в своём, я прошагал по пушистой красной ковровой дорожке до своей двери и перешагнул порог. Указав топающему за мной носильщику на своё место, отступил в сторону и кивком головы поздоровался с заселившимся уже пассажиром. Соседом моим оказался человек в хорошем и богатом на первый взгляд партикулярном платье, возрастом этак лет за тридцать, с покрытыми седой изморозью висками.

Сосед сидел у окна и вглядывался в толпу на перроне, словно высматривал там кого-то. При этом он аккуратно сдвинул в сторону бархатную, салатового оттенка занавеску, глядя на которую сразу понимаешь, насколько она тяжёлая. Недаром золотистого цвета планка, удерживающая эту красоту, дугой прогнулась. При моём появлении попутчик встал и отзеркалил приветствие, вопросительно уставившись на меня. А я, дождавшись пока старший из носильщиков определит мои вещи на указанные мной же места, вручил ему оговорённую заранее плату, присовокупив щедрые чаевые за услужливость. Проводив взглядом вышедшего в коридор вслед за товарищами человека, развернулся и представился соседу уже по полной форме, как того требовал мундир и приличие.

Имя и фамилия соседа мне были незнакомы и ничего мне не говорили. Оттого и забыл о них сразу же. Не стал пока забивать себе голову, будет ещё возможность, узнаю. Но то, что он путешествует в вагоне первого класса, уже о многом говорит. Поэтому, обменявшись, как это обычно бывает, несколькими короткими фразами, попутно выяснив, куда мы оба держим путь, принялся располагаться.

Попутчик же мой вежливо отвернулся к окну, как бы показывая мне, что не собирается рассматривать содержимое моего багажа. Но я-то тоже стоял лицом к единственному источнику света в купе, поэтому успел заметить и тщательно скрываемое, но тем не менее хорошо заметное внимательному взгляду любопытство, и его быстрые и незаметные, как он думал, взгляды. И тут же насторожился. Это ещё кто? Воришка или жулик? Или уже началось то, к чему я так тщательно готовился все эти дни?

Потом в коридоре раздались весёлые голоса моих спутниц, в их разговор тут же вмешался чей-то сочный баритон. К сожалению, за закрытыми дверями разобрать, о чём именно там шла речь, не вышло, сама дверь оказалась достаточно плотной и массивной и хорошо гасила любые звуки. Поэтому я перестал прислушиваться и наконец-то выложил средства личной гигиены на полочку в ванной. Полотенцем предпочёл так же воспользоваться своим, пусть тут и имелось казённое. Да, вагон был шикарный и для меня непривычный. Всё поражало, казалось бы, мой искушённый ещё теми реалиями взгляд. Широкое просторное купе с двумя кроватями. Не с узкими полками, с которых опасаешься свалиться, а с самыми настоящими кроватями. И ещё здесь была отдельная ванная комната с унитазом и раковиной. И даже душ наличествовал. Правда, душевой кабины как таковой не было, ниша просто завешивалась плотной тканью, похожей на клеёнку, чтобы брызги не летели.

Снимать мундир и переодеваться в лёгкий и удобный, предназначенный специально для путешествий дорожный костюм пока не стал, поскольку с попутчиком мы еще не так хорошо познакомились. Пока. Вагонные разговоры никуда не денутся, как это среди случайных попутчиков и водится. И можно будет допустить некоторые лёгкие вольности не только в разговорах, но и в одежде. А пока все ждут отправления, и мысли у отъезжающих ещё не переключились на дорожные.

Так что кто его знает, как он отнесётся к моему переоблачению. Пусть здесь Уставом и разрешается офицерскому составу носить штатское вне службы, но всё-таки в общественных местах лучше появляться в мундире, чтобы никто на тебя не косился. Неписанные, оставшиеся ещё Бог знает с каких времён традиции, понимаете ли. И если в столице на них уже прикрывают глаза, то в провинции они ещё сохраняются в полной мере. И кто его знает, откуда именно мой попутчик. Ох уж эта провинция…

До Варшавы я так и не обнаружил никакого негласного сопровождения. Неужели жандармы не успели выделить оное до отправления поезда? Да ну, не может такого быть, дело всё-таки важное, государственное. Да и Отделы не только в столице имеются, но и на каждой более или менее крупной железнодорожной станции. Кому за порядком присматривать, как не им?

Нет, понимаю, что служивые для такого тонкого дела мундир не нацепят, сопровождение, если и есть, то оно тайное, дилетантскому глазу незаметное. Но меня-то это не касается, я такого в той жизни насмотрелся, что нынешним служакам могу лекции читать. Это я так перед поездкой думал, посмеивался на инструктажах и верил, что уж кто-кто, но я-то сумею обнаружить слежку за собой. И к моему удивлению, значительно поколебавшему веру в собственные знания, до сих пор так ничего и не замечал, никого не обнаруживал. Как так-то?

Так размышлял я, переходя из вагона в вагон, оставляя свой след на мягких ковровых дорожках и рассматривая встречающихся в коридорах редких пассажиров, с нетерпением ожидая появления гостеприимных дверей вагона-ресторана. За моей спиной витали в воздухе ароматы дорогих французских духов, сопровождающих моих спутниц. Мои спутницы держались чуть позади, и приходилось постоянно оборачиваться, чтобы при переходах из вагона