Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

— Всё понял, Павел Григорьевич.

Долинин быстро развернулся и направился к выходу, но не успел выйти, как на него налетел Алёхин.

— Нам связь перерезали!

— Всю? — Борис не сдержался, охнул.

— Внешнюю связь.

— Внутренняя здесь автономная, слава богу, — Павел был бледен, но держал себя в руках. — Володя…

— Уже пошёл. Капитан, прикройте меня, я к Северному выходу. Сможете?

— Прикроем!

Долинин с Алёхиным выбежали из комнаты.

— Ну что, Боря, — Павел посмотрел на Бориса. — А нам с тобой надо к людям. Сначала административный этаж. А дальше, как получится. Пошли.

Он двинулся к выходу. Ровная, прямая спина, твёрдый шаг. Только что-то было ещё, что-то, что Борис упускал. И вдруг до него дошло.

— Паша, — окликнул он. Савельев остановился, медленно повернулся. — Ника?

Павел понял, о чём он спрашивает, кивнул словно через силу.

— Да, Боря… Ника…

Глава 9. Ставицкий

— Я — Андреев!

Произнеся это, Ставицкий почувствовал ни с чем не сравнимое удовлетворение. Как давно он носил это знание в себе, не имея возможности — вот так открыто предъявить на это имя свои права. Сколько раз, сидя дома, в кабинете и ловя своё отражение в стёклах стоящих по периметру шкафов, он искал в себе черты своего великого предка. Сколько раз, съёживаясь под насмешками одноклассников, Сергей мысленно повторял про себя эти волшебные слова. Сколько раз он слышал их от бабушки и каждый раз поражался сквозившей в её голосе гордости. И сейчас наконец-то громко и во всеуслышание заявив это тут, перед ошалевшими членами Совета, Сергей попытался скопировать бабушкины интонации.

Он смотрел на вытянутые физиономии присутствующих, но перед его глазами стояли другие лица. Лицо его отца, гордого и надменного красавца Анатолия, вынужденного до самой смерти прятаться за чужими фамилией и отчеством. Лицо Снежной Королевы — бабушки Киры, холодное и преисполненное чувства собственного достоинства. Лицо незнакомого деда Кирилла, похожее как две капли воды на лицо бабушки, его сестры-близнеца, того самого, что был убит, но не сломлен. И, конечно, лицо его великого прадеда. Алексея Андреева. Незаслуженно забытого и канувшего в небытие.

Алексей Андреев смотрел на Сергея сквозь дымку времен, и в его лице, чуть вытянутом, властном, с сильным и гордым подбородком, в глазах, где ярко-синим огнём пламенел лёд, Сергей отчётливо увидел надежду и одобрение. Маленький смешной Серёжа Ставицкий, последний отпрыск фамилии, вызывающий у всех снисходительную жалость, вырос, и стал тем, кем и положено ему было быть по праву рождения. Главой Совета. Первым человеком в Башне. Сергеем Андреевым. И теперь всё будет так, как и должно было быть. Сергей подготовился. В его столе, в заветной папке, лежала целая стопка проектов, разработанных им лично. Он учёл всё: и образование, и медицину, и общий план ведения хозяйства — каждый сектор теперь будет работать по-другому. Он отпечатает сотни портретов своего прадеда, и они будут висеть повсюду вместо хищной физиономии выскочки Ровшица. Он перепишет учебники. Он наведёт в Башне порядок. Тот порядок, который был при его предках. Сергей много думал, работал, он готовился. И впереди предстоит много разных дел. И он справится и сможет по праву занять место на гордом генеалогическом древе Андреевых. А первый шаг — вернуть себе свою славную фамилию — он уже сделал.

— Я — Андреев!

Члены Совета потрясённо молчали. И правильно делали. Теперь им надо привыкать молчать. Это при его братце тут стоял вечный гвалт, Савельев поощрял демократию, выслушивал мнение каждого, позволял даже спорить с собой. Ничего, эти времена уже позади. Пусть привыкают к подчинению. Их мнение его, Сергея, не особенно интересует. Ну, разве что, по каким-то техническим моментам. Отныне и впредь заседания Совета будут проходить по-другому. Впрочем, самого Совета тоже не будет. Он сделает по старому образцу. Сформирует правительство, вернёт министерства с министрами во главе, которых будет назначать сам. И, конечно же, далеко не все главы секторов станут министрами. Это Сергей уже продумал. Кого-то, конечно, он оставит. Или пока оставит. Но не всех.

Сергей медлил. Пауза затягивалась, но он наслаждался каждой секундой. Все, как один, продемонстрировали покорность, признали его власть. И это оказалось чертовски приятно. Видеть их страх, их смирение. Понимать, что одним движением он может любого отправить в тюрьму, а то и вовсе пустить в расход — а кто ему запретит? За ним Рябинин и вся армия, несколько тысяч вооружённых натренированных бойцов, крепких ребят, слепо исполняющих приказы, действующих спокойно и уверенно. И уже сейчас — и Сергей это знал — по всем этажам Башни рассредоточиваются отряды, занимают КПП и другие важные пункты, делают то, что когда-то уже делалось, но делалось отрядами Ровшица, а теперь он, Сергей, повернул время вспять и, найдя точку опоры, оттолкнулся и принялся перекраивать ход истории.

Осталось разобраться с Савельевым, но это не составит труда: его братец сам загнал себя в ловушку. Вместо того, чтобы бежать сюда и брать власть в свои руки, попёрся зачем-то вниз. Папашина кровь что ли взыграла. Того тоже вечно тянуло на нижние производственные ярусы, к работягам и громоздким механизмам. К грязи и поту. Вот пусть и остаётся там. Вытащить Савельева оттуда — вопрос времени. А может, и не надо вытаскивать — порешить там, и дело с концом…

— Ну, что ж, — наконец нарушил Ставицкий затянувшееся молчание. Как ни приятно было сидеть тут и чувствовать свою власть, но медлить не стоило. — Раз никто не возражает, то… — он широко улыбнулся. — Не смею вас больше задерживать. Время позднее, все устали, и полученная информация требует осмысления. Завтра утром, в девять часов, жду вас всех здесь. Каждый должен быть готов ответить на интересующие меня вопросы и при необходимости передать дела. Вся основная информация будет подробно и наглядно представлена завтра. Да, и пока, на неопределённый срок, в Башне вводится военное положение, поэтому придётся потерпеть — временно передвижения всех ограничены. Думаю, такие меры не вызовут встречного непонимания. Ну а теперь всем спасибо, господа. Вы можете быть свободны, я вас не задерживаю.

Члены Совета стали переглядываться, не решаясь подняться.

— Я вас не задерживаю, — с нажимом повторил Сергей.

Первым поднялся Звягинцев. Сухое, словно выточенное из камня лицо, изрезанное глубокими морщинами, ничего не выражало — по Николаю Петровичу, немногословному и замкнутому, всегда было трудно понять, что он думает. По большому счёту его нужно было бы заменить, но пока не на кого, поэтому придётся терпеть, а вот Богданова (Дмитрий Владимирович вскочил следом за Звягинцевым), этого, пожалуй, надо будет