Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова

А в это время к Мусиному подъезду подходила девушка с чемоданом. Она шла ровным, сильным шагом, узкобедрая и длинноногая, как юноша. У нее было запоминающееся лицо со смелым разлетом бровей над припухлыми глазами, с широким бледным ртом, не тронутым помадой, твердо очерченным. Платье и туфли на ней не бросались в глаза, были незаметны, да и все на ней было неброско, спокойно, естественно. Темные волосы почти до плеч трепал ветер, пряди лежали свободно, как придется.

Это была гостья Муси. Она приехала на вокзал и узнала, что в связи с ремонтом путей сегодня поезда в ее родной город ходить не будут. Оставалось одно - вернуться и переночевать эту последнюю ночь в Мусиной гостеприимно-кисейной комнатке.

Она поглядела в ту сторону, куда стремительным шагом, сунув руки в карманы, уходил человек - как будто рассерженный, Молодой или старый - этого нельзя было определить в марсианском, призрачном свете редко поставленных фонарей. Лишь вдалеке трезво светила белая точка прожектора, его ясный сильный луч лепил скелет недостроенного дома с вышкой крана над ним.

С крыльца не то сходил, не то сползал пьяный, безобразно ругаясь, утирая кепкой лицо.

- Я его, с-сукиного... До начальника милиции дойду! Я и не в такие кабинеты... Кто позволил хулиганничать, безобразничать? Догнать! Задержать... Тут за углом дежурит...

Девушка не могла из-за него подняться на крыльцо, она неторопливо, несуетливо отступила на несколько шагов, не то чтобы боясь пьяного, но скорее брезгуя прикоснуться к этой рвани, грязи, давая ему дорогу. Поставила чемодан на тротуар, поджидая.

Пьяный скатился по ступеням, как куль, но тут же оказался на ногах. Гаркнул сипло: «Ух ты, краля!» И, сделав какой-то грубоватый жест в ее сторону, заторопился по переулку, догоняя ушедшего.

Должно быть, поссорились два дружка, не поделили по пьяной лавочке поллитровку, которую вместе распивали где- нибудь около помойки. Неприятна эта накипь большого города.

По тихой, малолюдной улице шел патруль. Шли двое с красными повязками. Немолодые, в летах, солидные.

Только что отошел от подъезда пьяный, двигаясь зигзагами, маячила - еще совсем близко - его измазанная чем-то белым спина. Девушка стояла на прежнем месте, не успела даже взяться за ручку чемодана, который она поставила на асфальт.

Тот из патрульных, что постарше,- рослый седоватый дядька, у него литые плечи, румянец на щеках, синяя полоса шрама спускается до верхней губы - остановился, заботливо обратился к девушке:

- Он вас не обидел, часом? Что тут вышло? - Поглядел вслед пьяному, оценил его вихляющую походку, выпачканную понурую спину,-Хорош фрукт.

Шрам, хотя и глубоко пропахавший щеку, не безобразил приятное свежее лицо патрульного.

Постойте, а ведь с ним мы тоже познакомились в тот самый день в Александровском саду. Ну как же, конечно. Помните? Они еще стояли рядом, поспорили друг с другом... Да, да. Плохой. Это его мы видим сейчас со спины. И хороший. Просто обыкновенный хороший человек. Обыкновенный москвич. Снова их сталкивает сутолока большого города. Снова они в нашей сказке. Я их не приглашала, не выбирала - вошли в ворота сказки без спросу, без стука. И сдается мне, что с этими двумя мы повстречаемся еще не один раз.

...Патрульный продолжал допытываться:

- Напугал он вас, девушка? Скажите нам. Мы для того и ходим.

Девушка улыбнулась (по-видимому, ей показалась смешной мысль, что ее кто-то может напугать), поблагодарила за заботу. И, легко неся объемистый чемодан, поднялась по ступеням крыльца. Дверь за ней гулко захлопнулась.

9

Она не любит, чтобы ее называли: Баба Яга. Считает, что это звучит плебейски.

Слово «баба» ее раздражает; когда она его слышит где-то в толпе, то принимает за личное оскорбление. И можно только пожалеть того, кто случайно в ее присутствии обронил невинную фразу:

- Пойдем ко мне, баба селедочку разделает...

А как-то однажды она залетела в цех Уралмаша. Повисла там над пролетом, сгорбленная, свесив серо-седые космы, в ветхом сером платке, повязанном крест-накрест и натянутом на ее колючие отставленные локти, похожая на большую серую летучую мышь, прилепившуюся к своду. И вся перекривилась, перекорежилась, когда услышала, о чем говорят в цеху. «Баба... неисправность бабы... баба большого молота подвела». А кто-то похлопал по тяжелой нависшей громаде металла, которая, казалось, так и стремилась рухнуть вниз, упасть всей тяжестью на шабот, и неуклюже сострил: «Настоящая лютая Баба Яга». Нет, вы не можете себе представить, как забилась, заметалась под сводами гадкая серая летучая мышь, полуослепшая от ненависти. Будь ее воля, она тут же стерла бы с лица земли эти корпуса вместе с людьми, измолола бы все в порошок, прах развеяла по ветру, а пустыри распахала под самую кусачую крапиву, чтобы даже детям было неповадно ходить сюда играть.

А был еще такой случай. Петровых предложил ей в конце недели совершить небольшой зарубежный туристический вояж, чтобы отдохнуть, развлечься, а заодно в приятном уединении обсудить кое-какие важные детали подготовки новой массовой, совершенно оригинальной и сугубо таинственной затеи для злых духов под кодовым названием «День Пандоры». (Не очень-то хорошо все получалось с этой операцией, не слишком гладко. Масштабы задуманы огромные. Корифеи мирового зла будут, несомненно, в восторге, но вот беда - чтобы технически это осуществить, не хватает движущей силы, мал поток энергии. Дело в том, что вектор Пойнтинга, разработанный людьми, но уточненный духами... Впрочем, углубляться в это не стоит. Оставим лучше вектор в покое, тем более что я решительно не понимаю, что это такое.) Итак, куда лететь на уик-энд? Петровых посоветовал мыс на малоазиатском берегу Эгейского моря, крайнюю западную точку Азии под 39°28' с.ш. и 26°10' в.д. Его подруга согласилась. Она принарядилась, примолодилась, сделала себе по этому случаю совсем новое лицо, еще не бывшее в употреблении. Прилетели, сели на песок, нестерпимо красивый вид, море синее, густое, с барашками, солнце как апельсин, песок ярко- желтый, с этакими фиолетовыми тенями от скал; видны в приличном отдалении разные исторические острова (звучные названия которых с окончаниями на «ис» и «ос» слишком парадны для обыкновенной жизни, годятся только в гекзаметры). Поддувает ветерок. Тишь. Гладь. Благодать. Золотая минута. А она возьми и спроси - таким размягченным голосом:

- Милый Петрик - Петерсончик - Петруша - Петренцио! Как называется этот мысочек?

- Баба.

Как вскочит, как хлопнет его по свежевыбритой щеке! Мигом переколдовала свой шикарный купальный