Гагарин: дорога на Марс - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

С рождением Юры Ксения перебралась в квартиру брата в Звёздном, по крайней мере — до его возвращения, помогала очень существенно. Возвращаясь с тренировок, давала выспаться молодой матери, поднималась к крикуну по ночам и уносила его успокаиваться в другую комнату.

С каждым месяцем становилось чуть легче. Конечно, впереди неприятные рубежи — когда пойдут зубы и снова начнётся беспокойство. Потом вырастет в достаточной степени, что будет пробовать выбраться из кроватки, и нужно выпускать в манежик на полу, но после года и манеж не станет непреодолимой преградой, если у сына исследователей космоса прорежется то же любопытство — хотя бы в пределах квартиры, заставляя закрывать на завязки все нижние дверцы шкафов. Андрей, правда, к этому времени обязан быть дома.

Перед вылетом он привёз и собрал кроватку, купил две коляски — большую закрытую производства ГДР и маленькую прогулочную, складную. Суетился как мог, невзирая на приближение старта, времени для космонавтов важнейшего и ответственейшего.

Как-то, когда Юрику пошёл четвертый месяц, Лариса разоткровенничалась за ужином.

— Ксю! Я — настоящая стерва. Всю печень мужу выклевала вместо того, чтоб успокоить перед полётом. Да и полёт сложный, не то, что развлекать туристов на орбите. Думаешь, он меня сможет простить?

— Увидит малыша — простит тебе все грехи старые и на сто лет вперёд! Детки — это счастье. Вон папа до последнего времени к тебе неровно дышал, произносил «Гусакова» как неприличное слово. Сейчас цветёт, в невестке души не чает, внука родила!

— Спасибо, сестра. Только… как вспомнила своё пиление, сразу поняла — я как мама. Уж она выедала мозг отцу, впору давать мастер-класс по стервозности. Он оттого и карьеру ковал — чтоб её запросы утолить и больше на работе оставаться. Но Андрея пихать не нужно! Скорее — сдерживать. Какая я дура…

— Хватит! Сеанс самобичевания заканчиваем. Это под бутылочку полусладкого девкам положено расчувствоваться и разоткровенничать. Ты — трезвая, скоро Юру кормить. Главное, понимаешь ошибки своих родителей. Я тоже, как ты видишь, не в мать. Она слишком выпендристая, на публике нарочитая, потому что в люди вышла женой первого космонавта, потом ещё и жена генсека. Я пытаюсь иначе — как офицер-медик-космонавт.

— Но в спину тебе всё равно летит — «дочка того самого Гагарина». Как и мне «цэковская дочка».

— Тебя это парит? — Ксения сложила тарелки в раковину и принялась наливать чай. — Не мы выбирали родителей. Мы не стыдимся, а гордимся ими. Или ты предпочла бы родиться в семье алкаша-задрота, каждую неделю избивающего твою мать, и самой лбом прошибать все барьеры?

— Я бы смогла! — упрямо заявила Лариса. — Но очень хорошо, что не пришлось.

Она пила чай «с таком», то есть не взяв даже печеньку из вазочки. Ела самый минимум, только бы молоко не пропало. Говорила, что муж по возвращении должен увидеть её столь же стройную, звонкую и блестящую, как до декрета, а склонность к полноте иначе как диетой не заткнёшь.

— Ещё скажи — хранишь малый вес, чтоб вернуться в отряд и проситься в марсианский экипаж… Стоп! Я же не всерьёз это сказала.

— А я — всерьёз!

— Юрка — маленький. Или пусть Андрей с ним сидит?

— Не сейчас же. Конечно, не раньше трёх лет. В «Известия» выйду раньше, из дома буду писать. Как муж вернётся, разверну его эпопею на несколько номеров с продолжением, и не только в газету, — она усмехнулась. — Надеюсь, он предоставит мне эксклюзивное право.

Раз в месяц Ксения возила её в ЦУП — на сеанс связи с Андреем, это всегда было воскресенье, день отдыха и на Земле, кроме дежурных операторов, и на Луне. Выглядел брат измождённым, бодрился, но заметно: вкалывает на износ.

Она не сказала ему, что зачислена бортврачом в экипаж, отправляющийся на станцию имени Засядько уже в августе, узнает, когда руководитель полёта сочтёт нужным. Иначе услышит и Лариса, привыкшая к помощи и принимавшая её как должное.

Участвовали, конечно, и обе бабушки, Ираида Павловна чаще, приезжая в Звёздный в дневное время, пока Ксения корпела над инструкциями и изводила себя на тренажёрах. Алла Маратовна неизменно брала Жульку, та с любопытством нюхала воздух около кроватки малыша и вопросительно тявкала: что это ещё за существо. Как только самый юный из Гагариных научился переворачиваться и смотреть сквозь прутья ограждения вбок, протягивал к ней ручонку и отвечал: «Ы!»

При всей близости с Ларисой Ксения не могла доверить ей свой главный секрет, родители о нём тоже не знали, но как военнослужащей ей полагалось уведомить начальство, то есть Берегового, и она не знала, как подступиться. Задерживалась со службы редко, часов в десять вечера всегда приходила помочь с Юрой, не убегала по выходным в гражданском платье, вооружённая вечерним макияжем, поэтому Лариса, как и остальные Гагарины, не догадалась, что у золовки наладилась личная жизнь. Секреты раскрылись лишь в конце июля, когда Юрий Алексеевич вернулся из чрезвычайно нервной командировки в Нагорный Карабах, куда ездил в качестве председателя временной комиссии ЦК КПСС по урегулированию этнического конфликта.

Ксения посадила Ларису с ребёнком на заднее сиденье, и они покатили в Серебряный Бор. Была суббота, намеревались остаться на ночь, предупреждённая мама уже готовила что-то особенное. В дни командировок Гагарина-старшего туда могла заглянуть и Ираида Павловна, но, естественно, при нём то поколение Гусаковых оставалось персонами нон-грата.

Юрий Алексеевич, заметно усталый, при виде внука расцвёл, выхватил пацана из рук Ларисы и не отпускал. Наследник фамилии пускал пузырчатые слюни и норовил цапнуть деда пальцами за нос.

— Хваткий растёт! Будущий космонавт! — он заметил, как вытянулись лица трёх женщин, прекрасно знающих минусы этой профессии, и твёрдо добавил: — А кем ещё должен стать мужчина, носящий фамилию Гагарин? Лариса, рожай внучку, её уговорим остаться на Земле.

Воспользовавшись его улучшенным настроением, дочь уволокла отца в кабинет, оставшись наедине — Юра-младший не в счёт.

— Папа, я собираюсь замуж. И он намного старше меня.

Сжалась, ожидая реакции.

— Саша Масютин? Крепкий мужик. Если не хлебнёт радиации в дальнем космосе, будет в шестьдесят крепче, чем земные сорокалетние одуванчики.

— Откуда ты знаешь⁈

— Ну, мне полагается знать обо всём происходящем в Звёздном. Я же — всевидящее око партии, надзирающее за Госкосмосом. Конечно, мне доложили, что ты порой заглядываешь к нему после службы и задерживаешься часа на три. Нет, чтоб тетешкаться с Юрочкой. Молодость, амуры…

— Это